Сегодня мы представляем вашему вниманию репортаж с открытия выставки «Форпост военных корреспондентов». Масштабная экспозиция, расположенная во всех залах Галереи классической фотографии в Москве, продолжает цикл выставочных проектов Музея Органической Культуры, посвященных отечественной фотографии.
24 апреля в выставочном зале галереи на Саввинской набережной собралось много гостей: ценители документальной фотографии, артисты, художники, журналисты, молодые фотографы и маститые профессионалы. Военных корреспондентов в их числе почти не было. Фотографии на стенах говорили сами за себя. Таких безмолвных свидетелей трагедий 20-го и 21-го века на выставке «Форпост» около 270. И рассказывают они, каждая свою историю.
Вот, словно голос из другого мира, экспозиция, посвященная Русско-японской войне. С нее начинается выставка. Строгие лица офицеров русской армии и цитаты императора Николая 2-го: «Я готов кончить Миром не мною начатую войну...». В снимках из альбома Прокудина-Горского много постановочных портретов. Можно часами разглядывать лица четырехсот георгиевских кавалеров или одного старшего унтер-офицера Лебедева, который мужественного спас знамя.
В другом кадре запечатлены взятые в плен фотограф 1-й Японской армии и его помощник. Правда, пленники выдают себя лишь недовольными взглядами. В остальном — на фотографии нет и следа угнетения. «Войска должны уважать жизнь и честь обывателей неприятельской стороны» - это выдержка из императорского «Наказа русской армии о законах и обычаях сухопутной войны» времен Первой мировой. Так, вместе с ходом истории мы передвигаемся по выставке к следующей части. Фотографии неизвестного офицера штаба 5-й Армии под командованием генерала Плеве. На симках жизнь солдат вне поля боя: исправление дороги, прибытие орудий, раздача обеда, веселье в первый день Святой Пасхи и скорбная панихида по усопшим. Фотографии как непреклонные факты — вот так была разрушена Люблинская губерния, вот как выглядел форт крепости Ярослав, а это братские могилы.
Либо потому что фотографии из штаба, либо память исторических событий берет свое, но в кадрах Первой мировой словно застыло напряженное грозовое ожидание, которое после выльется в безудержный шквал человеческих бед и несчастий в фотографиях времен Второй мировой войны. Но это будет уже после, после революции. А до того посетителей выставки ждет особый проект — «Репродукция архива» Николая Кулебякина. Воспроизведение снимков начала 20-го столетия было осуществлено 8 лет назад и сейчас впервые представлены результаты той работы.
Николай Кулебякин: Дело в том, что мне достался архив стеклянный по случаю. И он у меня лежал в мастерской, довольно долго. И я вокруг него долго ходил, ходил и потом вдруг подумал, что наверное, надо что-то с ним сделать, продолжить жизнь вот этих стеклянных негативов, которые сняты были с 1900-го года по 1918-й или 1917-й. Это как раз предреволюционное время, то, что описывал Бунин. Вот этих людей, которые изображены на этих негативах, это бунинские персонажи, я думаю. И постольку, поскольку вся эта история.. я ее как-то поделил на до и после. Вот как реку: до и после революции. И вот эти люди, которые жили до революции, они какие-то совсем другие. Они настолько другие... И мне порой, не всегда, не каждый день, конечно.. порой мне очень жалко, что я лично был лишен прямого влияния вот этих людей и философский пароход, отправленный зарубеж с лучшими людьми нашего Отечества. Все это для человека, который все-таки читает понемножку русскую классическую литературу. А она хороша тем, что она не переводная. Мы имеем счастливую возможность читать это по прямой. Так как это было написано нашими писателями. Тот все-таки в состоянии отличить разницу между нами теперешними и теми людьми, кто жил в то время. Это не лучше и не хуже. Но это печально в том смысле, что мы лишены этого прямого влияния.
- Внутри этого архива какой-то вот этот вот удивительный кусок жизни. Я вот вчера как раз дочитал «Митина любовь» Бунина. И прям книжку закрыл и вдруг подумал, что вот этот вот парень, который там сидит на балконе, лысый, вот он мог бы быть Митей, например. А мог бы им и не быть. Но мог бы и быть. Вот может быть в этом все дело?
RadioBlago: «Гаранинская война», так назвал фотографии корреспондента Анатолия Гаранина в годы Великой отечественной войны журналист Лев Шерстерников, притягивает на себя основное внимание зрителей. Наряду с общеизвестными снимками из газеты «Фронтовая иллюстрация» — уникальные отпечатки ручной работы самого фотографа. За сохранность архива теперь отвечает сын известного военкора — Алексей Гаранин, который тоже посетил открытие выставки в Москве.
Алексей Гаранин: О военных фотографиях я говорить не буду, они во многом говорят сами за себя. Вы если обратите внимание на одну вещь, что у него нигде не снято, как солдат лицом бежит вперед. Все они сняты со спины. И один начальник сказал: ну что же они все у тебя со спины сняты, хоть бы показал героические лица! А он ему ответил: я же не от немцев снимал, я с нашей стороны. Я за солдатами бегу...» И вы сами видите, что все эти военные снимки, они сняты в реальной военной обстановке. В 43-м году от съемок на фронте его отстранил товарищ Жданов. На это есть даже документ «Слишком страшно снимает войну. Нам такая война не нужна». Вот в последние годы, незадолго до смерти, папа сделал книгу о войне, которая называлась «Война, которую я видел». С первого снимка, сделанного 23 июня и практически по последние дни. Потому что он всю ее практически прошел.
RadioBlago: Кадр Анатолия Гаранина «Смерть солдата», который теперь вошел в число классических произведений фронтового репортажа, мог стоить военному корреспонденту жизни. Как рассказал сын, первый осколок снаряда попал в солдата в кадре, а второй в фотоаппарат Гаранина. Эта счастливая лейка хранится в семье до сих пор. Лев Шерстенников поделился своей историей, связанной с этим снимком.
Лев Шерстенников: А здесь в чем дело? Здесь мы видим момент, когда он еще вроде бы и на ногах, а по сути дела, он либо тяжело ранен, либо убит. И вот меня здесь интересовала одна история. Кадр этот я всегда видел вертикальным, а вертикальный кадр как снимешь? Камеру же вот так вертикально не будешь держать, бежать неудобно. А он явно бежит в атаку и тоже орет что-то... И вот у него даже автомат лежит. А у него, инстинкт, снимает. И вот когда он увидел, что жахнул заряд, он нажал. Нажал и получилось что-то такое. А я обратил внимание, что там справа лежит труп и рука откинута. И вот рука то больше видна, то меньше. Я спросил у сына, а не горизонтальный ли это кадр. Он говорит «Да, горизонтальный, это выкадрировано, вот эта часть». А тогда это все меняет! Тогда достоверности еще больше, то есть нажимает на кнопку, когда камера в естественном положении и не глядит в объектив..
RadioBlago: В книге «Остались за кадром 2» журналист Шерстенников пишет: «Гаранинская война» - война фотожурналиста Анатолия Гаранина — это возведенная в принцип «наивность», чистота взгляда — ни изысков формы, ни световых эффектов. Она будничная, без восклицательных знаков, без намеренно расставленных акцентов. Наверное, таким мог быть рассказ простого солдата, который не видит в бессмысленной бойне ни величия, ни подвига, ни даже страха.
Лев Шерстенников: Гаранин был человек, не совсем обычный. Он был философ, он был знаток религии, он любил музыку, жил в мире искусства, там у него были приятели. И в то же время, он был какой-то ну не совсем открытый. Видимо, это создавало особенный интерес к нему, как к личности. Когда не сразу все. А открываешь дверку, а там еще одна одна, а там еще.
- А потом он начал когда снимать войну, то он сумел сделать то, что не могли.. может быть и могли сделать, но как-то не сконцентрировали так, как у него. Он снимал все буднично, казалось бы. Ведь обычный фоторепортер, он стремится создать определенный символ. Определенную картинку, которая будет претендовать на какое-то обобщение. Вот возьмите военные снимки. Нам известен такой снимок, как «Горе» Бартельманца. Там трупы и там разыскивают родственники своих погибших, расстрелянных немцами детей, внуков. Или снимок «Чайковский», когда в развалинах дома играет группа солдат на уцелевшем пианино. И даже этот сюжет снимка был использован режиссером Пырьевым, когда он ставил «Сказание земли сибирской», там начинается с этого момента весь фильм. Но это такие символы. Но я обратил внимание на то, что чем больше символичен снимок, тем меньше к нему доверия. А когда вот снято без этой мысли, как-то это подчеркнуть и выделить, это, конечно, потрясает очень сильно.
- И вот такие совершенно будничные снимки. Но они настолько убедительны. Конечно, каждый репортер снимал. Но ни у кого не сохранилось ничего. Потому что во-первых, особая благодарность, конечно, Анатолию Сергеевичу за то, что он сумел всеми правдами и неправдами сохранить свой архив. Потому что архив это штука такая, которую все пытаются присвоить себе. Если он работал на какой-то журнал или агентство, все, привет! Они забрали себе и «До свидания!». И больше ты их практически не увидишь.
- И поэтому Гаранин сохранил такую войну, которую мы здесь видим.
- Гаранин относился к тем фотографам, которых все уважали и любили. Просто потому что понимали, что там какая-то сила, которую разгадать невозможно. А ведь фотографы очень нетерпимы друг к другу.
RadioBlago: Вторая мировая война на выставке «Форпост военных корреспондентов» представлена не только работами Гаранина. Здесь есть известные и редкие кадры Михаила Савина, Анатолия Морозова, Ивана Шагина, Александра Устинова, Анатолия Архипова, Роберта Диамента, Аркадия Шайхета, Евгения Халдея, Дмитрия Бальтерманца, Бориса Кудоярова, Галины Санько, Алексея Межуева, Грибовского, Раскина. Разные взгляды на одну войну. Слова благодарности фотографам-фронтовикам выразил участник выставки Николай Кулебякин.
Николай Кулебякин: Я даже про фотографию ничего не буду говорить, а хотел бы сказать о том, что люди эти обладали какой-то фантастической смелостью и может то, чего не хватает многим людям теперь. Вот они этим обладали, этой смелостью. И по фотографиям это видно, когда человек находится внутри событий, внутри боя и снимает эти фотографии. Даже их не назовешь там хорошие или изумительные. Но они настолько реалистичны и сделаны при помощи языка фотографий и поэтому очень сильно воздействуют на зрителя именно самим событием и смелостью вот этих вот удивительных людей. Я хотел бы добавить еще, что не зря же фронтовые советские кинооператоры первыми все-таки получили премию Оскар Американской киноакадемии.
RadioBlago: Один из гостей открытия выставки, советский кинооператор и преподаватель ВГИКа Юрий Транквиллицкий, в годы Великой отечественной руководил взводом разведки, а по окончанию войны стал известным фотокорреспондентом.
Юрий Транквиллицкий: Это очень хорошо, что сохранилось хоть что-то. Здесь есть дух войны. Я как участник войны, вижу, что здесь есть дух войны. Это самое главное. Тут отступает на второй план даже композиционные изысканности какие-то, выразительность кадров. Есть ощущение войны — это самое главное. Спасибо тем, кто сделал эту выставку.
- И очень интересно смотреть старые фотографии Первой мировой войны и еще раньше, войны с Японией. Это очень интересно. Этих людей уже нет никого. Но ощущение от их присутствия и их дел, от их войны есть.
RadioBlago: В следующих залах выставки посетителей ждут события конца 20-го века и начала новых испытаний для России. Тему почти десятилетней Афганской войны раскрывают фотографии Александра Джуса, Игоря Курашова, Леонида Якутина, снимки из Афганского альбома неизвестного солдата. Участник выставки, военный корреспондент Игорь Курашов рассказал о том, что и как снимал в Афганистане.
Игорь Курашов: Вот эта фотография с высокогорной точки, где находятся наши подразделения. Вокруг Кабула все вершины должны были занимать либо мы, либо душманы. Потому что это возможность либо охраны города, либо на него нападения. И вот этот кадр и этот как раз об этом, что ни там сидели, вся жизнь их была там. На этой горушке. Просто они держали эту высоту. Их задача была — охранять эту высоту, чтобы не заняли ее душманы. То есть на словах все очень просто. И когда мы с ними разговаривали: ребят, ну а вы духа-то видели, они говорят: постоянно, вот там видите тропка, вот они по ней ходят туда-обратно, какое-то время. Но не обстреливали друг друга, а так было все нормально. Но попасть можно было туда не пешком, не на машине. А только рано утром на вертолете. Потому что только вертолет мог в ночи еще подняться, доставить подразделению воду, питание, боеприпасы. И также, еще затемно улететь. Потому что поднималось солнце и начинались обстрелы этих вершин.
- Какие-то кусочки историй можно рассказать, но они очень локальные.
RadioBlago: Войны конца 20-го века в отличие от их предшественниц происходили на памяти у большинства ныне живущих. И оттого фотографии Афганской войны, Чеченских войн, «горячих точек» в Баку, Осетии, Нагорном Карабахе, Абхазии отзываются в сердцах зрителей особенно остро. Этот раздел выставки посвящен Феликсу Титову, корреспонденту газеты «Невское время» без вести пропавшему в 95-м году в Чечне. Здесь же присутствуют его фотографии, а также работы Сергея Киврина.
Игорь Курашов: Слово «горячие точки» появилось гораздо позже в обращении журналистов. И наверное потому, что они действительно стали горячими. Все-таки период Афганской войны для журналистов. По крайней мере для тех, кого я знаю из военной прессы. Они были опасны. Но там не было пока, на тот период того ощущения горячего, горячей точки. Это была какая-то другая новая работа, серьезная работа, которая требовала другого отношения к ней. Но ощущения, что мы делаем что-то особенное, его не было. Потому что мне как военному корреспонденту в тот период, сама тематика съемки была понятна. То есть я постоянно занимался этой работой, но работой на территории советского союза. А съемка в Афганистане, она вызывала больший интерес. Потому что там было все по-другому. Вроде бы и солдаты те же самые и техника та же самая. Другое место, отношение, другая степень опасности. Потому что когда пребываешь там тебе говорят: так делать не нужно, так мы летать не будем, мы будем летать по-другому, так мы ходить не будем, мы будем ходить по-другому, ездить мы будем по-другому. Вот только этим, а во всем остальном это была очень интересная работа и задача была все, что мы увидели и почувствовали, даже больше почувствовали, потому что профессионализма хватало работать как обычно. А вот ощущения новизны темы, ощущения того, что ты приехал и снимаешь что-то другое, качественно другое, другую обстановку, вот это требовало от тебя отношения к людям, которые тебя окружают, снимать с большим пониманием что ли, большей откровенностью.
- Как вам это еще объяснить... там нельзя было ничего солгать, ничего придумать нельзя было. То есть все, что происходило в данный момент, вот задача была сделать этот снимок, вот этот кадр, который бы отражал все, что происходит в данный момент. Поэтому для меня это не горячая точка. Это одна из интереснейших поездок в моей журналистской биографии.
- Когда вернулись уже в Москву, когда стали анализировать те 12 дней, которые мы там были и то, что могло с нами произойти. Но это было уже после того, когда была делана работа. Когда уже вот это повышенное эмоциональное состояние, оно закончилось. Вернулся домой, в Москву, успокоился. И анализируя какие-то ситуации из той работы, да, они говорили, здесь могло бы быть совершенно по-другому, здесь была опасность. Опасность могла бы быть серьезной.
- Горячей точкой стала для журналистов позже. Когда я работал уже в другой газете, Российской. И посылал уж сам фотокорреспондентов в Чечню, а это 94-й год, и когда там стали пропадать журналисты, вот это были горячие точки. А так из этой из Афганской журналисткой судьбы могу только сказать, что единственного погибшего (может быть и другие есть), но единственного погибшего, которого я знаю, Александр секретарем, фотокорреспондент, который погиб на Афганской войне.
RadioBlago: Представленные на выставке фотографии из «горячих точек» наполнены болью и состраданием по отношению к местному населению. Фотограф Александр Джус объясняет это таким образом: «когда все начиналось мы были одной страной».
Александр Джус: Первый раз я с этим столкнулся, когда был 1989 год. Я был у командовавшего ВВС Московского округа Дмитриева. И был разговор, что мы будем принимать самолеты. Я спросил: откуда самолеты? Это были первые самолеты с нашими беженцами. Карабахский конфликт начинался. И было принято решение вывезти семье. Я поехал вместе с ним в кубинку на аэродром принимать самолеты. И я тогда впервые увидел, что беженцы — это СССР. Это не где-то заграницей, это в нашем Отечестве и больше всего поразили глаза детей, которые ничего не понимали, что происходит и в общем-то взрослые тоже не всегда понимали. Кто-то что-то рассказывали. Но это был шок для всех. И всех попытались отправть. Ну у кого-то же были семьи здесь, в России. Если на следующий день ближайщий поезд и самолет, их размещали в кубинке. Мы весь день принимали беженцев на самолетах. В этх самолетах перевозили семьи и это был большой поток. Я договорился, что я слетаю туда, посмотреть, как это все там. Кировобат. Был первый захват оружия. Как они поступали всегда. Для нас это было непонятно. Впереди беременные женщины, женщины с грудными детьми, а сзади эти боевики. Солдатики, молоденькие, 18-20 лет, пацан. Их там всех избили, забрали оружие. Что-то около 1000 автоматов, БТРы забрали и вот это все началось. Не было политического решения. И я снимал вот этих пацанов: тоже и боль в глазах и обида и вот все это вместе. К сожалению, я это тогда нигде не смог опубликовать, ничего. Но вот для меня вот эта вот война началась в 89-м году, когда я впервые столкнулся с этим. Потом я был в Тбилиси, в таджикистане, в Киргизии. Ну в общем-то везде одно и то же.какое-то массовое, как гипнотическое потеря вот этого здравого смысла. И что люди творят совершенно невообразимо.
- когда это все начиналось, мы были еще людьми одной страны. Мы были не то, что братья. Но мы по крайней мере жили в одной стране. И были друзья..(история друга, который чуть не погиб)..
- Для того, чтобы воевать, я должен знать, за что я воюю.... Когда ты приезжаешь..
- Мы к сожалению, мы российские журналисты, не имеем возможности говорить то, что происходит. Мы всегда стараемся кого-то не обидеть. Мы всегда стараемся как-то смягчить все. А почему мы это делаем? Я не знаю. Может, потому что мы так воспитаны? Мы же были одной страной. Мы все-таки думаем, что это наши люди.
