Велимир Хлебников «И войска песен поведу…» 1885-1922.
Говорят, что стихи должны быть понятны. Так (понятна вывеска на) улице, на которой ясным и простым языком написано: Здесь продаются...- (Но вывеска) еще не есть стихи. А она понятна. С другой стороны, почему заговоры, заклинания так называемой волшебной речи, священный язык язычества, эти - шагадам, магадам, выгадам, пиц, пац, пацу - суть вереницы набора слогов, в котором рассудок не может дать себе отчета, и являются как бы заумным языком в народном слове? Между тем этим непонятным словам приписывается наибольшая власть над человеком, чары ворожбы, прямое влияние на судьбы человека. В них сосредоточена наибольшая чара. Им предписывается власть руководить добром и злом и управлять сердцем нежных. Молитвы многих народов написаны на языке, непонятном для молящихся. Разве индус понимает Веды? Старославянский язык непонятен русскому. Латинский - поляку и чеху. Но написанная на латинском языке молитва действует не менее сильно, чем вывеска. Таким образом, волшебная речь заговоров и заклинаний не хочет иметь своим судьей будничный рассудок.
Ее странная мудрость разлагается на истины, заключенные в отдельных звуках: ш, м, в и т.д. Мы их пока не понимаем. Честно сознаемся. Но нет сомнения, что эти звуковые очереди - ряд проносящихся перед сумерками нашей души мировых истин. Таким образом, чары слова, даже непонятного, остаются чарами и не утрачивают своего могущества. Стихи могут быть понятными, могут быть непонятными, но должны быть хороши, должны быть истовенными. (В.Хлебников «О стихах», 1919-1920)
Виктор Владимирович Хлебников занимает в культуре 20-го века особое место. Это был необыкновенный человек. Уникальность его удивительной личности ощущали все, кто с ним прямо или косвенно соприкасался. Друзья и последователи, а среди них Маяковский и Асеев, Татлин и Митурич, Тыньянов и Яхонтов, Заболоцкий и многие другие деятели искусства, нежно любил его, даже не во всем принимая или понимая то, чему он посвятил свою жизнь.
Виктор Персик: Хлебников дал серию звериных метафор, может быть, наиболее богатую в мире. Он сказал, например, что «слоны кривляются, как горы во время землетрясения». (Юрий Олеша) Хлебников создал целую периодическую систему слова. (Владимир Маяковский) Хлебников возится со словами, как крот. Между тем он прорыл в земле ходы для будущего на целое столетие. (Осип Мандельштам) Был, правда, Хлебников с его тонкой подлинностью. Но часть его заслуг и до ныне для меня недоступна, потому что поэзия моего понимания все же протекает в истории и в сотрудничестве с действительной жизнью. (Борис Пастернак) Заумь Хлебникова - это его лаборатория. Его тысячекратные опыты над проверкой смысла и звучания. К сожалению, разговоры о ней стали гораздо более популярными, чем его законченные мысли и произведения. (Николай Асеев)
Недруги и оппоненты по-своему страстно старались зачеркнуть весь смысл деятельности этого поэта-мыслителя, фантаста, экспериментатора
Голоса прохожих.
Хлебников в голосах прохожих дает голоса своих критиков. (Юрий Тыньянов «О Хлебникове», 1924)
«Дурак. Проповедь лесного дурака»...
«Он миловиден. Женствен. Но долго не продержится».
«Бабочкой захотелось быть, вот чего хитрец захотел».
«Сырье, настоящее сырье его проповедь. Сырая колода».
«Он божественно врет. Он врет, как соловей ночью».
«Что-нибудь земное! Довольно неба! Грянь камаринскую!
Мыслитель, скажи что-нибудь веселенькое. Толпа хочет веселого.
Что поделаешь - время послеобеденное».
А мыслитель отвечает: «Я такович».
(В.Хлебников. Из романтической драмы «Зангези», 1922)
Каждый из нас имеет право на избирательность любви к художникам слова, но чтобы от общедоступного «нравится» - «не нравится» перейти к обоснованию своих оценок, необходимо, по крайней мере, понять язык вот этого поэта, воплощающий его поэтический мир. Решения подобных задач почти всегда требует известных усилий. Мир Хлебникова сложен и прост в одно и то же время, как и его язык. Его «самовитое» слово, как и огромный мир, его окружавший.
«Сыновеет ночей синева…»
Сыновеет ночей синева,
Веет во все любимое,
И кто-то томительно звал,
Про горести вечера думая.
Это было, когда золотые
Три звезды зажигались на лодках
И когда одинокая туя
Над могилой раскинула ветку.
Это было, когда великаны
Одевалися алой чалмой
И моряны порыв беззаконный,
Он прекрасен, не знал почему.
Это было, когда рыбаки
Запевали слова Одиссея
И на вале морском вдалеке
Крыло подымалось косое.
1920
Пожалуй, никто другой в искусстве 20-го века не задавался такими глобальными проблемами, столь безумными идеями. Сам Хлебников назвал их «осадами времени», слова и множеств. Ему хотелось «оседлать рог», «утопить войну в чернильнице». Определив основные ритмы в истории человечества, стать звонким вестником добра.
Вы знаете, есть слово князь и кнезь,
Вы знаете, – вы моря панна!
Вас вдохновила в море пена
Сказать певцу: «Туда, где грязь, иди и грезь»
Глагольных глаз таинственную резь,
Чела высокую воздушь
И глаз морских сверкающую незь
Понять кому ж!
1915–1916
Он отыскивал бесконечно малой или немалый в художественном и обыденном слове, чтобы можно было перелить «земли наречия» в единый смертный разговор. Вдохновляемый образом Лобачевского, он создал своего рода воображаемую филологию. Можно найти у него и аналогии с периодической системой Менделеева, творчеством Пикассо, смелыми градостроительны
«Немь лукает луком немным…»
Немь лукает луком немным
В закричальности зари.
Ночь роняет душам темным
Кличи старые «Гори!».
Закричальность задрожала,
В щит молчание взяла
И, столика и стожала,
Боем в темное пошла.
Лук упал из рук упавном,
Прорицает тишина,
И в смятении державном
Улетает прочь она.
1908
Отец Виктора Хлебникова - лесовод и ориентолог, в 1919 году один из основателей знаменитого Астраханского заповедника мечтал увидеть сына продолжателем своего дела. Он привил ему, родившемуся в калмыцкой степи, в «конецарстве», умение восхищаться природы «вплотную и вровень».
«Облакини плыли и рыдали…»
Облакини плыли и рыдали
Над высокими далями далей.
Облакини сени кидали
Над печальными далями далей.
Облакини сени роняли
Над печальными далями далей...
Облакини плыли и рыдали
Над высокими далями далей.
Март 1908
Юношей Хлебников побывал с геологической экспедицией в Дагестане, с ориентологическо
Когда рога оленя подымаются над зеленью,
Они кажутся засохшее дерево.
Когда сердце матери обнажено в словах,
Бают: он безумен.
1912
Дудин метко назвал его стихотворения «вольными птицами». Это птицы особого рода. Перед нами особый заповедник будущего, в котором осмыслены природные факты, экологические проблемы, социальная борьба, история и современность. А воплощает их сплав слов редкой красоты. Он и обусловил, как отмечал Луначарский, совершенное своеобразие поэта, по-своему осуществившего мечту отца.
«Там, где жили свиристели …»
Там, где жили свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
Где шумели тихо ели,
Где поюны крик пропели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
В беспорядке диком теней,
Где, как морок старых дней,
Закружились, зазвенели
Стая легких времирей.
Стая легких времирей!
Ты поюнна и вабна,
Душу ты пьянишь, как струны,
В сердце входишь, как волна!
Ну же, звонкие поюны,
Славу легких времирей!
1908
Предельно свободный от давления быта, от всякого вещизма, редкий бессребреник, Хлебников многим казался человеком не от мира сего.
Виктор Персик: «У Хлебникова никогда не было ни копейки. Одна смена белья. Брюки рваные. Вместо подушки – наволочка, набитая рукописями. Где он жил? Не знаю. Писал Хлебников постоянно и записанное запихивал в наволочку или терял. Когда уезжал в другой город, чаще всего в Харьков, наволочку оставлял, где попало. Бурлюк ходил за ним и подбирал. Но большинство рукописей всё-таки пропало. Корректуру за него делал кто-нибудь. Боялись дать ему в руки - обязательно все перепишет наново, и так без конца. Читать свои вещи вслух он совсем не мог. Ему делалось нестерпимо скучно. Он начинал и в середине стихотворения способен был сказать: «И так далее». Но очень был горд, когда его печатали, хотя никогда ничего для этого не делал. Говорил он очень мало и медленно, но всегда абсолютно интересно. Я никогда не слыхала от него ни одного пустого слова. Он никогда не врал и совсем не кривлялся». (Лиля Брик)
На самом деле, решающую роль во всех его позднейших устремлениях сыграли события 1905 года – позор Цусимы и декабрьское вооруженное восстание в Москве. По анкетным данным это не окончивший курсы студент Казанского и Петербургского университета. Посвяти он себя математике, биологии или филологии, которым он обучался, его одаренность, несомненно, позволила бы ему прославить свое имя в любой из этих наук. Приобщаясь к ним, Хлебников однако уже ощущал себя социальным поэтом и ставил перед собой задачи, разрешимые лишь путем синтеза методов художественного и обще-научного познания.
«Мне много ль надо?»
Мне много ль надо?
Коврига хлеба
И капля молока.
Да это небо!
Да эти облака!
1919
Хлебников предпочитают для себя русский народный и славянский корнеслов греко-латинскому
Вырасту, перешагну потоки - стану громаден,
Коснусь Медведицы Большой дубовых перекладин,
Ее приручу, потом поведу на цепи,
Встану, каким я вам зачем-то даден. Зарычу
И на подошвах, тоже из слез,
Уйду моею тропой ‹...›
1917
Запрет на западные слова естественно развязал стихию словотворчества и метафоричность, иносказательност
Из статьи «Курган Святогора»
«И останемся ли мы глухи к голосу земли: «Уста дайте мне уста! Или же останемся пересмешниками западных голосов? … Русское умнечество, всегда алчущее прав, откажется ли от того, которое ему вручает сама воля народная: права словотворчества?
От неологизмов особенно важно отличать у Хлебникова множество диалектных слов, «крылошикуя», «золотописьмо» и «лебедиво» - неологизмы, но «зинзивер» - это народное название большой синицы.
‹...› Ах! Мне грустно!
И этот вечный по песку хруст ног!
И, наклоняясь взять камешек,
Чувствую, что нужно протянуть руку прямо еще.
‹...› И нет ничего невообразимого,
Что в этот час
Море гуляет среди нас,
Надев голубые невыразимые ‹...›
Во взорах - пес, камень,
Дорога пролегла песками,
Там под руководством маменьки
Барышня учится в воду камень кинуть.
( Из стихотворения «Крымское», 1908)
Стихотворение «Море» все построено на словах профессиональной речи каспийских рыбаков. Катора – барка, ямур – яма, музуры – матросы, кукарач – на корточках, диль и охан – виды сетей и тому подобное. Многие из них есть в словаре Даля.
Море
Бьются синие которы
И зеленые ямуры.
Эй, на палубу, поморы,
Эй, на палубу, музуры,
Голубые удальцы!
Ветер баловень - а-ха-ха! -
Дал пощечину с размаха,
Судно село кукарачь,
Скинув парус, мчится вскачь.
Волны скачут лата-тах!
Волны скачут а-ца-ца!
Точно дочери отца.
За морцом летит морцо.
Море бешеное взы-ы!
Море, море, но-но-но!
Эти пади, эти кручи
И зеленая крутель.
Темный волн кумоворот,
В тучах облако и мра
Белым баловнем плывут.
Моря катится охава,
А на небе виснет зга -
Эта дзыга синей хляби,
Кубари веселых волн.
Море вертится юлой,
Море грезит и моргует
И могилами торгует.
Наше оханное судно
Полететь по морю будно.
Дико гонятся две влаги,
Обе в пене и белаге,
И волною кокова
Сбита, лебедя глава.
Море плачет, море вакает,
Черным молния варакает.
Что же, скоро стихнет вза
Наша дикая гроза?
Скоро выглянет ваража
И исчезнет ветер вражий?
Дырой диль сияет в небе,
Буря шутит и шиганит,
Небо тучи великанит.
Эй, на палубу, поморы,
Эй, на палубу, музуры,
Ветер славить молодцы!
Ветра с морем нелады
Доведут нас до беды.
…
А пока же, охохонюшки,
Ветру молимся тихонечко.
1920-1921
Псевдоним Хлебникова - Велимир, имя южно-славянского происхождения.
Год 1921-й.
Вы думаете, что голод - докучливая муха
И ее можно легко отогнать,
Но знайте - на Волге засуха:
Единственный повод, чтобы не взять, а - дать!
Несите большие караваи
На сборы "Голодной недели",
Ломоть еды отдавая,
Спасайте тех, кто поседели!
Волга всегда была вашей кормилицей,
Теперь она в полугробу.
Что бедствие грозно и может усилиться –
Кричите, кричите, к устам взяв трубу!
(Из стихотворения «ТРУБИТЕ, КРИЧИТЕ, НЕСИТЕ!», 1921)
Наше прикосновение к образу будущего, запечатленного поэтом, только еще начинается. Благодаря искусству чтецов мы полнее ощущаем этот образ. Виктор Григорьев, доктор филологических наук.
«Сегодня снова я пойду…»
Сегодня снова я пойду
Туда, на жизнь, на торг, на рынок,
И войско песен поведу
С прибоем рынка в поединок!
1914
