Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Мы продолжаем цикл передач о творчестве композитора Софии Губайдулиной. В пятой передаче вы услышите рассказ о свете, тьме и одиночестве, о композиторстве в детстве. У микрофона София Асгатовна Губайдулина.
Софья Губайдулина: Даже с самого раннего возраста я мечтала быть одной. Я припоминаю детские свои годы, когда я страшно любила оставаться одна, когда вся семья покидает дом, а я остаюсь одна. И вдруг фантазия начинает работать так сильно, так привлекательно. Помню такие моменты, когда я очень желала остаться одна в классе, например, в темном классе. Почему-то мне это необходимо. Каждый человек имеет свои особенные свойства, но в себе я нахожу именно что-то естественное- это стремление быть одной и общаться с какой-то такой сущностью, которой не может быть разделенной на несколько частей. Это стремление быть в единстве. Я думаю, что природа имеет массу инстинктов, например, инстинкт красоты. Я в себе чувствую инстинкт формы, формообразования. Мне кажется, это определило мое желание найти такое место, где я действительно могу побыть сама с собой.
Я помню отлично, что для меня это было чем-то очень существенным. Я страшно благодарна моему отцу и считаю, что это он научил меня слушать тишину.
Помню однажды, что упросила директора, чтобы оставили меня ночью одну в зале музыкального училища. Зал, хороший рояль. Целую ночь наслаждаться одной в этом зале. И мне разрешили почему-то. Я помню такие моменты, когда чувствовала, что это моя природа.
Мне очень повезло, что в нашей квартире появился рояль. Не пианино, а рояль. Это было для меня большим счастьем. Если бы это было пианино, я думаю, что не было бы такого восторга перед звуковой субстанцией. Дело в том, что рояль, можно открыть крышку, и там вы видите… Во-первых, это впечатление театра, впечатление храма. Открытый рояль. Во-вторых, там существуют струны и клавиши. Моя сестра садится за клавиши, нажимает педаль, я начинаю импровизировать на струнах. Это было такое открытие звукового мира, который потом пришел в соревнование с тем репертуаром, который давался в виде школьных уроков.
Мы с сестрой обе очень любили играть на рояле. И делили инструмент поровну. И как-то случилось так, что я готовилась к своему вступлению в общение с инструментом, и настолько это было уже сильно. А она просила отодвинуть и просила еще десять минут, и еще десять минут дать. И я вдруг схватила ее и бросила об стенку. Сестру, собственную сестру. Я до сих пор не могу себе простить этот момент. Это был аффект, но это была самозащита, наверное, а может быть, это была действительно агрессия. Это было зло с моей стороны, которое оправдывалось только аффектом. Но это, конечно, изнутри дьявол во мне сидел.
Безусловно, я была интровертом. Безусловно, наибольшую опасность для меня представляла в детстве желание быть одной и уходить в темноту. Но все это привело к очень большой катастрофе в детстве. И после этой катастрофы, которая была в 13 лет, я вынуждена была менять свой характер. Насильственно превращала себя в веселого человека и в заводилу. И это было для меня безумно трудно, но это продолжалось в течение десяти лет, приблизительно, когда я себя переламывала.
RadioBlago: Какая катастрофа, можно узнать?
София Губайдулина: просто сознание потеряла. Я ушла в темноту. Сознание потеряла. Это была очень большая катастрофа для моих родителей, для моих сестер, для музыкальной школы, для директора музыкальной школы. Потом, когда я вышла из этого состояния, я поняла, что единственное мое спасение – это достигнуть того, чтобы прийти к свету. Чтобы не любить так темноту, как я любила раньше.
Семья у нас была не музыкальная. Отец был инженером, мама уже перестала работать, к тому времени, трое детей. У меня не было вообще впечатления, что я должна кому-то подражать, мне просто хотелось сочинять. Причем о композиторах, которые стоят в репертуаре, я как-то не очень хорошо понимала, что это люди. Некоторое время мне казалось, что это что-то нереальное – боги или еще кто-нибудь, но что это конкретные люди, я не могла себе представить, поэтому не было такого впечатления, что хочу быть композитором. Мне просто хотелось сочинять и больше ничего.
Я была в Лос-Анджелесе, и там изменилось время. Я решила использовать эту возможность ни менять, ни ломать свой режим, то есть работать ночью, а днем спать, как будто это ночь. То есть, я ложилась в четыре, приблизительно, дня и в полночь я просыпалась, и представляла себе, что это настоящее утро, вот начинается мой день. Я делаю гимнастику, принимаю душ, пью чай и начинаю работать. Это было совершенно прекрасное состояние ночью. Бодрственное, но абсолютно сконцентрированное на деле, на настоящем деле.
Когда я говорю, что нуждаюсь в одиночестве, что истинная жизнь моя была ночью, одна и никто не потревожит, это не значит, что мне не нужны люди. Это не значит, что это чистая правда. То, что я испытала. Для настоящей жизни нужно очень много: и люди, и инструменты, и встречи, впечатления. Конечно, жизнь объемна. Она не может быть плоской.
Отец для меня представлял что-то особенное, я ему страшно благодарна. Была очень тяжелая материальная жизнь. Он, во что бы то ни стало, стремился сохранить чистоту. Я помню, что он был хорошим инженером, и поэтому было очень много приглашений такого человека иметь в партии. Но режим был такой, при котором членство в партии означало, чтобы в каких-то случаях нужно поднять руку за убийство. И он это очень хорошо понимал. Чаще всего отказывался от всего, что может нарушить чистоту. И я ему очень благодарна за это. Мы платили за это голодом. Потому что стоило ему только сделать этот шаг, как материальное положение изменялось решающим образом. Я отлично помню это, что он шел на то, чтобы – да, будем голодать. Эти голодные годы я не могу забыть, это большое унижение быть голодным, быть раздетым, нищим. Семья интеллигентная, а нищая. Это такое противоречие, которое ощущалось. И я ему благодарна, страшно благодарна за эту чистоту и за любовь. Вот две вещи, которые я ценю в человеке по самому высокому разряду. Это любовь и чистота.
Вы знаете, я очень благодарна моим родителям, я просто преклоняюсь перед этой парой, самый главный феномен любви. Так тоже трудно сохранить в семье.
Есть в психологии такое понятие – референтная группа. Группа, перед которой ты преклоняешься, ценишь все мнения, все суждения и вот этой референтной группой была семья. Это тоже редкость, в общем-то. Не всегда так случается, чтобы чистота и любовь были бы константными. Это было задано семьей, отцом и матерью.
