Сегодня вы услышите заключительную программу из цикла, посвященного жизни и творчеству #Фредерика Шопена. Заслуженный работник культуры и #музыковед Наталья Кочеткова расскажет нам, как маэстро провел последние годы жизни, перед тем как обрести бессмертие в сердцах людей.
Парижская элита огорчалась, когда Шопен периодически отсутствовал в собраниях знати. Ему скорее прощались раздражительность, угрюмая отстраненность, которые обычно отступали, когда он подходил к роялю. Однажды на какое-то абстрактное рассуждение Жорж Санд отреагировал он резко, негодуя: «А вы, госпожа баронесса были когда-нибудь в изгнании? Хоть раз в жизни?». Она, принося извинения, неожиданно взяла его за руку. С этого момента, как свидетельствуют биографы, началось более близкое знакомство Фредерика с Авророй Дюдеван. При первой встрече Жорж Санд производила экстравагантное впечатление — небольшого роста, темноволосая, с широко расставленными черными глазами, она отличалась твердой, энергичной походкой и почти никогда не выпускала из пальцев сигары. Жорж предпочитала носить мужской костюм и брюки, порой вызывающе ярких цветов. Ее называли «модной сиреной в мужском платье». По жизни сопутствовала скандальная репутация. При этом талант ее ценили высоко, в особенности писательницы-дамы.
Аврора восхищалась нравственной красотой своего нового друга. «Ни одна душа не была более благородной, более деликатной, не чья дружба более нежной и чистой, не чей ум более блестящим», - напишет она позже в романе «История моей жизни». Она была старше Фредерика на шесть лет, и ее забота приобретала часто характер материнский. Всерьез обеспокоена она была его здоровьем: мучительными приступами кашля, пугающими алыми пятнами на платке и слабостью. Слабостью, доходящей до того, что он уже перестал стесняться, когда на второй этаж, бывало это дома или в опере, его вносили слуги в золоченом кресле. Однако в ее планы не входило хоть что-то изменить в своих привычках, в распорядке дня. Она писала по ночам, ее окутывали клубы дыма, с пюпитра плавно опускались на ковер исписанные размашистым почерком страницы. Наутро горничная собирала их — так возникали модные романы «Индиана», «Консуэло». В часы ночного одиночества, сжигаемый желанием участия, почти с отчаянием он знал — бессмысленно его искать у Жорж. Она работает. И это неутешное, никем не разделенное одиночество, проникшее до дна души, уже не покидало его, в сущности, нигде. Оно сопровождало его и в поездке на Майорку у берегов Испании. В путешествии, предложенном Авророй, но оставившей его там одного. Оттуда другу Фонтане он пишет: «Жить, вероятно, буду в чудеснейшем монастыре, расположенном в самом красивом месте на свете. Море, горы, пальмы, храм крестоносцев, развалины мечетей, тысячелетние оливковые деревья. Нахожусь вблизи того, что всего прекраснее. Вскоре получишь прелюдии».
К тому же, не повезло даже с погодой. В бывших кельях монастыря, с низкими сводами, было сыро и мрачно и «Боже, как одиноко!». Он и рояль, присланный Жорж из Парижа. Лил непрерывный дождь, и крупные капли равномерно монотонно выстукивали по стеклу. «Мне больно. Вопль не достигает и до небес о скорби дольной. И оборвавшись, замирает, никем не понят, как мне больно!». Легенда повествует, будто так возникла прелюдия, которая зовется капельною, дождевой. От первого и до последнего в ней такта в басовом голосе один и тот же неизменный звук, все повторяется и повторяется в застывшем ровном ритме падающих капель. Задумчивость ноктюрной мелодии поначалу уводит вскоре мысль к картинам родины.
Последняя его надежда на покой до вдохновения и творчества — Ноан, роскошное поместье с замком, принадлежащее Жорж Санд. Здесь собираются поэты, живописцы Бальзак Де Лакруа, Мицкевич … Все наслаждаются творениями природы, украшенными творениями рук человеческих, разбитыми цветниками, уютно скрытыми в тени беседками, журчащими фонтанами и водопадами. Здесь воздух сам пронизан вдохновением. Шопен принес с собой стопу нетронутых страниц нотной бумаги. Он здесь всегда писал без спешки, много и хорошо. Но на этот раз, в лето 1846 года, даже Ноан его обманул. Все рушилось, все рождало в душе его мучительный страх. Вокруг все жили полной жизнью, каждый своими интересами. Жорж не утратила обычной работоспособности. Ее взрослеющая дочь Соланж вступала в пору ранней красоты, а брат ее Морис давал почувствовать, особенно Шопену, свое презрение к чужому возрасту и опыту. Он полон сил и наглости! И только Фредерик воспринимает все, как будто хуже не бывает. Усталость, слабость, пустота души сплетаются в сознании, что жизнь его идет к трагическому финалу, который предсказала соль-минорная баллада. Она закончилась каскадом низвергающихся хроматических октав, крушение, обвал которых замкнется скорбными двумя аккордами. Луч света брезжил только из минувшего далеко, из чистых снов, еще не замутненных нотой «жаль».
Шел я по давним дорогам,
Было мне 20, не больше.
Ласточки резали воздух,
Темный боярышник цвел.
Прямо в лицо мне глядела
Голубоглазая Польша,
И разноцветное солнце
Падало в гулкий костел.
На перекрестке тропинок
Встало в колосьях распятие.
Песня вдали замирала,
Тихо дымилась река.
Девушка, венчиком косы,
В темно-сиреневом платье
Бросила мне на дорогу
Синий цветок василька.
Так начинала звучать первая нота баллады, романтической баллады жизни Фредерика Шопена, пропетая как чистая пронзительная мелодия, сплетенная из боли и красоты.
На этом заключительная часть программы о выдающемся композиторе, авторе многочисленных известных мелодий Фредерике Шопене подошла к концу. Напоминаем, что все передачи можно переслушать или прочитать в расшифровке на нашем сайте www.radioblago.ru. До встречи в концертном зале!
