Сегодня в программе мы расскажем вам об итогах третьего сезона #Литературной премии имени Александра Пятигорского.
В историческом здании МПГУ в Москве состоялось торжественное награждение лауреата третьего сезона литературной премии Пятигорского. Им стал Александр Филиппов, социолог и переводчик, заведующий кафедрой практической философии и руководитель Центра фундаментальной социологии Высшей школы экономики. Его книга в двух томах под названием «Социология. Наблюдения. Опыты. Перспективы» была признана лучшей по мнению жюри конкурса. Это сборник статей автора по социологической теории и политической философии за последние 25 лет. В подборке текстов отражена специфика научных интересов ученого: социология пространства, элементарная социология события, исследования мобильности и солидарности, труды по истории социологии, а также его знаменитая Шмиттиана и Гоббсиана. Победитель получит один миллион рублей.
Литературную премию учредил Фонд поддержки #философии, интеллектуальной прозы и сохранения наследия выдающегося мыслителя ХХ века Александра Пятигорского. Премия существует с целью поддержки интереса к философствованию за пределами профессионального философского сообщества. Она ежегодно вручается за философские сочинения на русском языке или переводы, которые были впервые опубликованные за последние пять лет, в том числе и в сети интернет.
В этом году в длинный список номинантов попал 21 автор. В коротком, как обычно, осталось пять сочинений. В их числе, помимо победителя, следующие книги: «Евразия и всемирность. Новый взгляд на природу Евразии» Владимира Малявина, «Занятие для старого городового. Мемуары пессимиста» Игоря Голомштока, «Антифотография 2» Елены Петровской и «Улисс» в русском зеркале» Сергея Хоружего. Об этой книге мы рассказывали в одной из наших программ.
«Время культуры» второй год следит за ходом присуждения Литературной премии Александра Пятигорского, поэтому сегодня мы не будем подробно останавливаться на условиях конкурса. Расскажем о нововведениях. В этот раз помимо основной номинации наблюдательный совет премии учредил почетное звание «Мастер книжных проектов». Оно будет присуждаться издателям, редакторам, составителям научных трудов за успехи в популяризации выдающихся отечественных философов, философствующих деятелей искусства и ученых-гуманитариев.
Лауреатами 2016 года были признаны два мастера. Елена Мамардашвили за убедительность архитектоники книги, новаторство композиции при работе с материалами и глубину подхода в издании первого и второго томов "Психологической топологии пути" Мераба Мамардашвили.
И Ирина Аликина за подготовку к изданию книги поэтессы и писательницы #Елены Гуро «Бедный рыцарь», дополненной новыми архивными данными и комплектом материалов по толкованию её личного «мифа о нерожденном сыне».
Неожиданной новостью для собравшихся стало сообщение о том, что Олег Игоревич Генисаретский сложил с себя полномочия председателя, но продолжит и дальше работать в составе жюри. Новым председателем жюри премии наблюдательный совет утвердил предложенную Генисаретским кандидатуру Ксении Голубович, писателя, литературного критика и переводчика. Наш корреспондент поговорил с новым председателем о победителе уходящего сезона.
Ксения Голубович: У нас был довольно большой список. И когда мы обсудили и выбрали короткий список, там было несколько пятикратных образований. То есть там могло быть несколько списков из пяти книг. И премия пола по пути, как ни странно, меньшей эффектности. То есть есть книги невероятно эффектные, которые мгновенно захватывают воображение. Но при этом было ощущение, что тот инструментарий и то содержание, которые в них, они довольно управляемы и ожидаемы. Прорыв происходит в материале, в образах, которые создаются, как они захватывают воображение, но не в том инструментарии, который позволит самому читателю подойти к действительности вокруг него. И в итоге тот список, который был выбран и который внес эти пять пунктов неожиданным образом для всех оказался очень гомогенным, как будто книги подбирались по вкусу. То есть список более эффектный, а есть список более, я бы сказала, полезный и глубинный. Именно с точки зрения пользы. Я как-то сказала для себя — «коробка с инструментами». Вот здесь есть инструменты, с которыми можно работать дальше уже самому читателю. Просто их надо взять каждому читателю. И я когда этот список увидела, я поняла, что это принцип практически гадания. Это как пять выпавших камней. У Малларме есть такая работа «Бросок костей», где он говорит, что то, что является случаем, дальше формирует закон. Потому что ты начинаешь от соотнесения, поиска связей, видения как чего-то одного, ты дальше уже начинаешь думать. И тут я поняла, что все эти пять книг, каждая по-разному, имеют дело с неким непрозрачным и не очень ясным объектом, который они готовы назвать по-разному. Для Малявина это «Евразия», для Елены Петровской это советская или коллективная память, для Игоря Голомштока... (я потом скажу, он немного отличается и стоит отдельно), для Хоружего это перевод Улисса на русский и переживание не только Улисса, а перевод Джойса в русское пространство, создание некого феномена, которого здесь не было, но на условиях того, как мы это можем воспринять. И четвертый это Александр Фридрихович Филиппов, как он о себе заявил, «наблюдатель империи». То есть это поиск увидеть в нашем пространстве, пространстве, которое в некотором образе начинается за линией Запада, не прозрачную зону, в которой как будто ничего нет и не видно, так многого нет, а если взять другую оптику и инструментарий, ты увидишь, что там есть, другой тип формирования мысли, предметности и так далее. И вот это очень важные попытки, которые оформились только сейчас. Причем это не значит, что нарушается, допустим, методология. Как вы слышали, в случае Филиппова она вообще не нарушается. И он о себе говорит очень точное, я бы сказала в духе Андрея Платонова фраза, «наблюдатель империи». И вот это наблюдение империи, когда он говорит о том, что вы не должны пытаться навязать существование тех объектов, которых нет, наблюдайте то, что есть. И тогда в каждом феномене социальной жизни, когда он начинает в нем наблюдать империю, этот феномен начинает с ним разговаривать. И там очень четко видно, почему в России, например, нет гражданского общества. Это не то, что погребено под слоями публицистики, то есть очень быстрые способы комментирования, почему нет или какое общество плохое или оно хорошее. А Филиппов очень точно показывает, что значит, что нет. То есть это другой уровень задавания вопросов: «Почему нет? Что значит, что нет»? Даже если мы будем говорить о гражданском обществе, почему на самом деле даже в типе своей речи мы занимаем место в империи, говорящие так, а не в гражданском обществе пока еще. И вот это удивительный для меня был такой волшебный кристалл, в котором я увидела возможности об очень многом подумать. И это его единый проект, начиная с 1991-го года до практически наших дней, который формируется сначала как темой пространства, а потом той силой, которая создает пространства, а именно власти, что такое власть. И причем Филиппов является еще и очень тонким собеседником с ней, не давая ей принимать сокрушительные формы. И вот это очень интересно, как он уходит и выводит эту власть как заклинатель практически из абсолютной сокрушительности, когда ты ничего ей сказать не можешь. И это сложное балансирование, оно исторично, он очень точно знает свое место в истории, и что он наблюдает. Он слишком ученый, чтобы сказать, что «я наблюдаю здесь недостаточность гражданского общества». Он скажет: «я не наблюдаю здесь гражданского общества и вот почему». И покажет, где это место отсутствует. И это невероятно интересный поворот. То, что освобождает и дает идти дальше, вместо того, чтобы блокировать в травме. То же самое по определенным параметрам делает Малявин в «Евразии». Но он идет из другого. Он видит эту Евразию, наблюдает другие феномены, он говорит: вообще они по-другому формируются, при этом выходя на Хайдеггера, Фуко и имея все те западные критерии, он просто говорит, что тот объект, который вы хотели наблюдать, это и есть это, это то, что находится за границей наблюдающего. И вот здесь очень много заходов. Но при этом мне показалось, что Филиппов дает максимальный инструментарий для описания их всех. Вот почему был мой выбор, да. То есть, с этим инструментарием можно описать всех. При том, что каждый проходит в это через свой инструмент. Как Елена Петровская замечательно проходит в это через фотографию. Ее оптическое стекло – это фотография. А что касается Игоря Голомштока, то в этом случае он выглядит как удивительный поколенческий свидетель определенного типа борьбы с тем, что он называет режимом. Потому что в данном случае он перекодирует империю в режим. Это очень интересное поколенческое свидетельство одной, даже не то, что социальной группы, а одной из линий развития. И этот голос. И тогда ты тоже видишь, как это формируется, ты тоже его видишь как некого персонажа, потому что в его случае это воспоминания, очень интересные. Но он сам не осмысляет того опыта, который там есть. А вот с помощью того, что ты наблюдаешь в других, ты можешь очень интересно описать, в том числе и опыт диссидента. И вот таким образом это очень интересный пейзаж, который связан с беседами о том, кто мы, откуда и куда идем. Как известно, старая загадка сфинкса.
RadioBlago: Какие сочинения войдут в короткий список и кто станет победителем, решают члены жюри премии. В третьем сезоне в его составе работали: философ, доктор искусствоведения #Олег Генисаретский, философ Виктор Осипов, кандидат философских наук Кирилл Мартынов, кинорежиссер Павел Лунгин, доктор филологии Гасан Гусейнов, литературный критик Ксения Голубович, кандидат философских наук, искусствовед Олег Аронсон, прозаик и поэт Юрий Арабов, литературовед, писатель, телеведущий Александр Архангельский, искусствовед Зинаида Стародубцева. Она рассказала нашей программе, что короткий список номинантов жюри выбрало достаточно быстро и почти единогласно, а определение победителя проходило в жарких спорах. В какой-то момент у всех участников дискуссии были разные фавориты, но в итоге остановились на книге Александра Филиппова.
Зинаида Стародубцева: Та книга, которую я номинировала, это была Елена Петровская «Антифотография 2», как важная, как мне кажется, тема, позволяющая обществу через фотографию почувствовать свое единство вне социальных, имущественных, национальных границ. Но то, что победила книга Александра Филиппова мне тоже кажется важным, потому что тоже имеет отношение к человеческой общности, к устройству и не только… потому что в двухтомнике собраны статьи разных лет на такие важные темы, как «социология пространства», «политическая философия», но в то же время мне показалось важным, что Александр Филиппов в то же время еще и великолепный педагог. То есть он тот человек, который воспитал не одно поколение социологов. И я еще помню в 1990-е годы, когда мои знакомые, не будучи социологами, ходили на его лекции. И это очень важно, что вокруг него собирается круг людей, не только социологов. И мне кажется, в этом есть какая-то перспектива, образование не только через университетские структуры, но и через разные образовательные и книга просто высветила это явление.
RadioBlago: На соискание Литературной премии имени Александра Пятигорского могут быть выдвинуты произведения не только в научных жанрах — принимаются также роман, сборник повестей или рассказов, литературный сценарий, сборник критических эссе и перевод.
Наш собеседник философ и социальный антрополог, кандидат философских наук и научный руководитель интернет-журнала «Гефтер» Михаил Немцев признался, что считает короткий список этого года очень достойным и заслуживающим внимания.
Михаил Немцев: Так вышло, что именно с Александром Фридриховичем Филипповым мы последний год сравнительно часто общались, потому что он вел открытый семинар на сайте Гефтер.ру, на котором я работаю. И мне посчастливилось, буквально посчастливилось почти каждый месяц иметь возможность обсуждать с ним основы философской критики власти, я бы сказал. Но не просто обсуждать, а наблюдать, как он разворачивает мысль во время семинара. Я считаю Александра Фридриховича мастером философии. Это редко бывает. Например, таким же мастером я считаю Олега Игоревича (Генисаретского — прим.). Мастер – это не просто человек, который много написал или, так сказать, произвел идеи. Это другое качественное состояние. В этом смысле всегда мастеров мало, также как мастеров боевых искусств и так далее. Александр Фридрихович — мастер, его занятия в этом смысле это очень хорошая школа философии. И то, что он таким образом получил признание, еще большее признание и внимание к нему было привлечено, это, конечно, очень важное событие для русской культуры, я бы сказал, для русской философии, которая есть важная часть русской культуры. Он один из ведущих философов политического и философов социальности, что само по себе большая редкость. У нас преподается политическая и социальная философия в разных вузах, социальная, прежде всего, о политической редко заходит речь. Но то, что там преподается, философской критики, как правило, не выдерживает совсем никакой. Он как раз учит тому, как оно устроено. Можно, конечно, спорить. Я с рядом положений Александра Фридриховича не согласен. Но это уже совершенно другой вопрос. Чтобы с чем-то не соглашаться, нужно что-то иметь, в конце концов. Пытаться думать так, как он думает, очень полезно. Я думаю, что чтение Филиппова — это очень полезное и важное понятие в современной России. Поскольку он обращает большое внимание на само построение мысли. Он показывает, как мысль разворачивается. Он не перескакивает к ответу, изложению некоторых результатов. Результаты часто не производят шокирующего впечатления, но у него и нет амбиций кого-то шокировать и потрясти. Но само движение, которое он демонстрирует и которое можно дополнить и достраивать разными слоями, через ссылки, через сноски внутри текста, через какие-то боковые ходы. Вот прослеживание всего этого очень хорошее и интересное увлекательное философское занятие. Оно, конечно, занимает время и требует усилия. То есть это спорт на любителя. Но для того, кто этим занимается, это довольно достойное проведение времени. Что касается меня лично, я думаю, что для меня принципиально важно, я про это сейчас думаю, то, как Александр Фридрихович связывает власть и пространство. Это ключевая тема для российской политической философии, я так считаю. Но о действительном состоянии этой философии можно судить как раз по тому, что эта тема редко обсуждается, редко проблематизируется, и так далее. Он этим занимается, сейчас он занимается несколько другим, то есть эта работа некого предшествующего периода. Я не имею ввиду социологию пространства даже. Я имею ввиду, скорее, вот эти статьи, которые собраны в двухтомнике, который получил премию. Но, тем не менее, это та часть мыслительного мира Филиппова, внимание к которой, я думаю, должно быть обращено у любого интеллектуала, который пытается что-то понять про то, что на самом деле происходит в России. Но, конечно, не на уровне перетирания очередных новостей и каких-то там событий на верхушке, а для того, кто хочет понять по сути или в глубине. Вот отношения власти, захвата власти, территорий и контроль над территорией и так далее. То есть то, что можно было бы назвать «геополитикой», если бы это слово не было захватано липкими руками разных нечистоплотных деятелей, вот об этом он думал и этому он очень хорошо может научить.
RadioBlago: Философ и доктор искусствоведения, председатель жюри первых трех сезонов премии Олег Генисаретский рассказал нашему корреспонденту, как обычно строится дискуссия для определения лауреата, и что он думает о победившей книге.
Олег Генисаретский: Сама процедура такая рекурсивная, то есть, за несколько кругов. Сначала каждый выкладывает, за кого он. Потом первый подсчет. Кто-то одинаковое количество получил. Потом второй раз, третий. И итог, как правило, оказывается, вот для меня, по крайней мере, неожиданным. То есть это возможно, но вот совершенно не было очевидно, что будет это. Поэтому достаточно просто сослаться на выступление (Филиппова — прим.), в котором чьи-то сомнения: а философия ли это. Тут все сказано! Причем настолько это и убедительно, и сокровенно, и правильно. По-моему, это лучший аргумент того, что мы не ошиблись — вот его выступление. И та реакция, которая была, то внимание, молчание, с которым слушали. Для меня это просто такое праздничное ощущение, потому что я за долгие годы работы с аудиториями… вот качество молчания это очень важная позиция. Иногда молчат, но вот как, как это происходит? Вот это было очень правильное и хорошее, глубокое такое молчание, заинтересованное. То есть надо быть настолько самому погруженным в этот невероятный материал, в объемный такой, продуманный, чтобы так вот собравшись и за десять минут его так представить. По-моему, это очень убедительное доказательство не того, что мы не ошиблись, а того, что это хороший выбор, правильный и хороший выбор.
RadioBlago: Лауреат премии третьего сезона Александр Филиппов начал свою речь со слов благодарности в адрес эксперта, который номинировал его книгу на соискание награды. Это Ирина Чечель, кандидат исторических наук, руководитель образовательных программ Фонда эффективной политики, шеф-редактор интернет-журнала «Гефтер». В пояснительной записке к выдвижению сочинения «Социология. Наблюдения. Опыты. Перспективы» она написала, что это работа, появление которой трудно переоценить. Цитирую: «Фундаментальный труд поистине мирового уровня. Результат 25-летнего творчества одного из самых одаренных и профессиональных социологов России».
На вручении премии Александр Филиппов рассказал, что готовить книгу к печати ему помогала команда профессионалов.
Александр Филиппов: Мои друзья очень хорошо знают, я это всем говорю, что предел моих мечтаний – это оказаться в шорт-листе. Я когда оказался там, увидел этот список, то я говорил, что, в принципе, уже счастлив, потому что для меня это наивысший почет, на который я рассчитывал. Я всем рассказывал, как я счастлив. И вот то, что стало известно чуть раньше, но реально оформилось именно сегодня. Это во многом для меня просто неожиданно. Я очень уважаю и продолжаю уважать, кого-то знаю лично, кого-то только по трудам, всех тех, кто входил в шорт-лист. И для меня огромная честь находиться вместе с ними в этом списке. И, конечно, то, что выбрали среди них мою книгу, для меня просто потрясение. Понятно, что когда я говорю «моя книга» – в общем смысле слова это не моя книга. Да, я писал все, что там написано, я не отрекаюсь. Но для того, чтобы она появилась, этот сборник работ, чтобы она появилась, должна была появиться идея, это идея самой книги. Идея выношена Светланой Петровной Баньковской, вот она здесь. И она же написала предисловие к этой книге. Я свидетель того, скольких сил оно ей стоило. И могу сказать, что если кто-то не захочет читать все, что там написано, он может ограничиться предисловием, и будем ясно, ради чего эта книга создавалась. Она свела вместе все эти статьи. И какая-то идея, магистральная идея, быть может, начала становиться более ясной, именно по мере того, как они сводились вместе, все-таки это работа, работа за много лет. И конечно, здесь очень трудно бывает отделить один род деятельности от другого. Я называю Марину Геннадьевну Пугачеву, это редактор книги. Дело не выглядело так, что просто взяли работы, которые были напечатаны. «О, хорошо, они уже напечатаны, значит, там можно использовать готовый отредактированный материал. Посмотрел на всякий случай насчет «блох» каких-то, которые всегда бывают. И в печать!». Это все было по-другому. Потребовались чудовищные, на самом деле, усилия, для того, чтобы это имело вид гладкого, как мне кажется, хорошо отработанного редакторского текста. И этот вклад не может не оценить тот, кто как я, много лет занимался редактурой. Всех остальных, кто от таких вещей, может быть далек, я прошу поверить мне на слово. И наконец, есть еще коллега, без которого бы ничего не было. Это коллега по Центру фундаментальной социологии, Андрей Михайлович Корбут. Многие здесь, может быть, знают его просто как замечательного ученого, это ученый с большим именем и давно устоявшейся серьезной репутацией. Но вот как у многих больших ученых бывают хобби. Одни шлифуют линзы, другие переплетным делом занимаются. Он делает верстки. Если бы верстка не была сделана, книга была бы, но она была бы не красивой. Издателю книги в Санкт-Петербурге Владимиру Михайловичу Камневу тоже моя благодарность. И вот, посмотрите, сколько людей к этому причастны. Без них этого всего бы не было. И да, я повторяю, частично это ритуал, но нельзя этого не говорить, потому что другого случая не будет, это самый подходящий случай сказать, как я признателен!
RadioBlago: Речь лауреата премии 2016 года Александра Филиппова стала отдельным событием церемонии награждения. Как упоминал Олег Генисаретский, присутствующие слушали победителя с большим вниманием, а выступающий говорил так искренне и виртуозно, что ни у кого не осталось сомнений относительно решения жюри. Мы предлагаем вашему вниманию выступление Александра Фридриховича Филиппова в полном объеме, без сокращений и комментариев.
Александр Филиппов: Есть другая сторона у всего этого, помимо ритуальной. Эта сторона, может быть, покажется, в моем изложении, по крайней мере, несколько искусственно оформленной, искусственно притянутой к общему разговору о том, сколько людей делало книгу, но это может случиться только потому, что времени мало, а я бы хотел это сказать как можно более точно. Этот вопрос, вообще говоря, о роли автора. Что значит автор? Вот такой автор. В данном случае, что значит автор? Автор это тот, кто что-то придумал. Здесь очень много статей исторического плана. Это статьи о Гоббсе, о Карле Шмитте, статьи, в которых материал теории социологии излагает на цитатах, на больших высказываниях классиков социологии. И это же все не просто так. Я бы сказал, мог бы ли я сказать это иначе? Или вообще этого не сказать? Или могло случиться так, что какая-то статья не была написана? Когда я думал, что мне придется здесь говорить, я мысленно стал проворачивать для себя историю отдельных статей. И вдруг я сообразил, что каждая из них выглядит каким-то странным образом. Понимаете, какое дело. Я несколько раз, прежде чем прийти сюда, перечитывал философское завещание Пятигорского, которое многие из вас хорошо знают. Оно нацеливает на обязательность невозможного. На то, чтобы вообще поменьше думать о себе, как единственном актере, который своим гением прорвал паутину повседневности и создал нечто. И посмотреть на себя… я не смогу сформулировать это также элитарно, как он. И хотя цитата у меня с собой в кармане, не хочу отвлекать вас на цитирование. Это всегда не очень хорошо звучит. Но понимать, что ты чужой своей мысли о самом себе. Вот это первое, что сказано в его завещании. Это довольно сложная формула, но как ни странно, несмотря на то, что он настаивает на ее невозможности, мне кажется, я ее понимаю. По крайней мере, частично я это понимаю. И по крайней мере, частично мне это не кажется невозможным. Мне кажется, что как будто какая-то невидимая рука подкладывала мне книги, которые я должен был прочитать в определенное время, подводила меня к людям, с которыми я должен был повстречаться в определенное время. Возможно, даже какие-то мысли появлялись совершено неслучайно. Они появлялись, потому что передо мной лежала эта книга. Эта книга лежала. Потому что я куда-то пошел. Но я пошел, потому что меня повели, я не сам это придумал, так создались обстоятельства, так сложилась ситуация. И всякий раз, всякий раз, когда я думаю, как это могло получиться, может быть, здесь была какая-то случайность. Я вдруг вижу с одной статьей другую. И в этой статье речь, казалось бы, идет о чем-то другом, и вдруг я выхожу на идеи, родственные предыдущей статье. Потом еще, и еще, и еще. И вот так складывается, несмотря на то, что это разные статьи. С разными главными героями, с разными цитатами, посвященные разным темам, так складывается нечто вроде пазла. Пазл не в том смысле, что я разгадал какую-то загадку, а пазл в том смысле, что есть некая картина, в которой мне удалось или при помощи меня удалось (я сейчас скажу, как я думаю, кому это удалось), найти, по крайней мере, часть связанных между собой элементов композиции. И вот мы уже понимаем, что если на ней изображена лиса, то у нее на месте носа не может находиться хвост. Даже если ты пока этого носа не нашел, но надо его искать. Я точно знаю, здесь должен быть нос. А хвост это там. Если он там уже есть, очень хорошо, значит, ты искал не зря. И если что-то ты нашел, что в эту картину не ложиться совсем, ему лучше не находиться здесь вообще. Ты нашел что-то другое. Быть может, из другой картины. Что это такое? Если говорить без всяких заумностей, без мистики, но все-таки оставаясь внутри того круга идей и с теми авторами, которым я посвятил основную часть своей научной жизни. Есть такая формула. Эта формула Ганса Фрайера (статьи о нем здесь нет, в этой книге, она оказалась лишней). Но она оказала на меня большое влияние, как и весь комплекс идей Фрайера оказал огромное влияние, на те социологов, которыми я впоследствии занимался. Это, вообще говоря, отдельная и страшно занимательная история, когда ты начинаешь заниматься одним автором... нет, слушайте, я не могу, я должен вам хотя бы часть этой истории рассказать. Это невозможно бросить. Сказать, вы знаете, там очень интересно, но я вам не скажу, потому что времени мало. А тогда зачем мы здесь? Вы прочитали эту книгу. Вот Олег Игоревич сказал? Мы прочитали и нас заинтересовала. Заметьте, это не я сказал, это вы сказали, что вас это заинтересовало. Так раз это вас заинтересовало до такой степени, может быть, вас это заинтересует, по крайней мере, на один-два шага дальше. Я не могу начинать с момента, начну с того, что, когда я понял, что меня учат непонятно чему в моем университете, меня учат совершенно идиотическим вещам, хотя я быть хотел социологом. Мои друзья (совершенно случайно так получилось) узнали, что есть такой замечательный философ, который пишет страшно интересные книги. Фамилия его Давыдов. И один из моих друзей, который пошел просто летом подрабатывать в библиотеку, притащил мне читать книги Давыдова, и я понял, что вот этого я хочу. Кто мог знать, что он окажется социологом, сотрудником социологических исследований, что я смогу с ним познакомиться (благодаря отцу, конечно) и что он мне скажет: занимайся Луманом. Луманом, которым никто до того в России не занимался. А почему? Меня бросил как в омут. Да вот, никто не занимался, займись Луманом. И огромное количество лет и сил ушло на этого Лумана. Но что в последствие получилось? Получилось так, что я заинтересовался другими авторами. Я заинтересовался Шельски, мне просто он был интересен. Я им занимался, и попутно выяснилось, что именно Шельски привел Лумана в университет в Билефельде. Что именно Шельски Луман обязан всем возвышением, что именно на Шельски он постоянно ссылался. Я продолжал изучать. Шельски оказался учеником и соратником Гелена, одного из основателей философской антропологии, одного из крупнейших представителей так называемой Лейпцигской школы философии, философской культуры, философской антропологии в Германии. Кто мог знать, когда в это же время раздается телефонный звонок, и говорят: вот тут философская энциклопедия, хотели бы, чтобы вы написали пару статей. Вот напишите, был такой автор Дриш. Дриш, которого, я уверен, 90 процентов не знают, а те 10 процентов, которые знают, знают, что он придумал неовитализм. Но я целый год писал статью об этом Дрише, у которого был не только витализм, но и огромная философская система. Кто мог знать, что этот Дриш, создавший свою философскую систему, является учителем, да, учителем всех философских антропологов Германии, абсолютно всех. Что этот Дриш выступал вместе с Максом Шелером на заседаниях Школы мудрости в Дармштадте, где Макс Шелер в 1927 году сделал доклад о положении человека в Космосе. Кто мог знать, что в Москве в это время умрет (когда я этим всем занимался) один из наследников знаменитого издателя Исайи Лежнева. И пришел первый человек, право первой ночи, Аверенцев, и он забрал все книги. Потом пришел второй человек, на правах второй ночи, это был Михайлов, и он забрал оставшиеся книги. И известно, что там, где пройдут слоны, там носорогам делать нечего, но было еще право третьей ночи, и пошел Давыдов, и он взял меня с собой. И я увидел там книжку Шелера, я взял ее и сказал: «Вы, наверное, хотите забрать ее себе»? «Нет, - сказал Давыдов, - Я ее недавно для себя перевел». Я взял Шелера. Я перевел его. И круг замкнулся: философская антропология Дриш, Гелен — все эти люди, которые создали определенный способ трактовки человека и социального в Германии в 20-30-е годы. Вот они все лежали передо мной. Чего не хватало? Фраера не хватало. Почему не хватало Фраера? О, Господи! В 1929 году Гелен, юный и прекрасный, защищал диссертацию по философии Дриша, а оппонентом у него был Фрайер. Что я должен еще сказать об этом. Вот тот самый Фрайер, который придумал формулу, с которой я стартовал, которую я хочу донести до вас. Он сказал, что социология — это самоосмысление общества. Социология — это теоретическое самоосмысление общества, хотел бы я сказать. То есть, если мы говорим, что в обществе каким-то образом организуются смысловые связи, что это не просто так в нем возникает эта наука, а возникает для того, чтобы тематизировать то, что распределено, рассеянно в других смысловых образованиях. Не важно каких, правовых актах, философских концепциях, художественных каких-то текстов. Приходит социолог, и он формулирует это на языке своей науки, при помощи своих категорий. Социолог выступает в данном случае как орган общества, как то, кто говорит то, что другим способом сказать нельзя. Это был тот замысел, с которым я брался за теоретическую социологию. Это был тот замысел, который вывел меня от теоретической социологии обратно к ее истокам, а именно к политической философии. Потому что без политической философии она мертва. Она съедает сама себя, она превращается в то ужасное чудовище, которым социология в основном является сейчас. Невероятно продуктивная в смысле производства рутинного знания, абсолютно бессмысленная в части проектной постижения чего-то нового.
И если я снова возвращаюсь к тому, что для меня значит эта премия и что означают тексты, которые я написал, я бы сказал так: да, я в высшей степени… (это, кстати говоря, вопреки заветам Пятигорского, который говорил, что не надо придавать значение оценкам, не надо смотреть ни на то, как тебя хвалят, ни на то, как тебя ругают. Это как раз оказалось пока для меня в области невозможного.) Он говорит, что да, это трудно, это невозможно. Да, это пока для меня осталось в области невозможного. Но что касается, повторюсь, содержательной части, это не просто так. Это не просто так вам это понравилось, это не просто так вас это зацепило. Но прежде чем оно понравилось, оно должно было зацепить. Чтобы оно зацепило, в нем должно было содержаться нечто такое, что оказывается важным для людей, которые хотят понять. Понять вот этот мир, это общество, в котором мы живем, понять свою ситуацию, и которые доверяются. Потому что, да, их «торкнуло», как сейчас принято говорить. Да, их задело, зацепило. Они доверяются, доверяются кому? Доверяются какому-то бесконечно беспредельно способному автору? Я не настолько высоко ценю свои способности, сколько бы самомнения во мне ни сидело. Все равно, я ценю его не настолько высоко. Они доверяются той машине, в которую, если угодно, да, я сел. Тому огромному ресурсу, который называется классическая политическая философия, из которой вырастает классическая социология. Да, оно работает. Да, доверьтесь ему. Возможно, что здесь он работает плохо, здесь буксует, здесь износился, а здесь вообще пора пересаживаться в другой более модный и более мощный автомобиль. Но он до сих пор куда-то везет, эта штука работает. Вот для того, чтобы показать, что эта штука работает, для того, чтобы разобраться самому, хоть в чем-то, минимально, я работал над своими статьями. И еще, и еще раз я хочу сказать, и сейчас уже в последний, что вот это признание, премию, я рассматриваю как свидетельство того, что что-то в этой части получилось. Что она себя, эта традиция, эта классическая философия и политическая, классическая социология, она себя не изжила. В ней еще что-то есть. Мы еще поборемся! Мы еще сможем что-то сделать! Спасибо!
RadioBlago: В ближайшие месяцы пройдут заседания кафедры премии. На них авторы сочинений из короткого списка встретятся с читателями и ответят на их вопросы. Об открытии следующего сезона будет объявлено до конца лета. Мы продолжим следить за событиями Литературной премии имени Александра Пятигорского в следующих выпусках программы «Время культуры». Поэтому до встречи в эфире радио Благо!
Послушать аудиокнигу Елены Гуро «Бедный рыцарь» в исполнении Аллы Демидовой.
