О пианистке Марии Юдиной

Сегодня наша программа посвящена жизни и творчеству Марии Юдиной, выдающейся пианистке. 19 ноября исполнится 46 лет со дня ее смерти.

Прославленная русская пианистка Мария Вениаминовна Юдина была больше, чем просто музыкантом. Еще в юности она, помимо музыкальных занятий, посещала в своем родном городе Невеле философский кружок. Там она познакомилась с Михаилом Бахтиным, дружбу и переписку с которым сохранила до конца дней. Дальше была учеба в Петроградской консерватории. Свой выпускной год она провела в фортепьянном классе профессора Николаева, где рядом с ней учились Владимир Софроницкий и #Дмитрий Шостакович.

Блестяще окончив учебу в 1921 году, Мария Юдина была принята в штат консерватории и начала активную педагогическую и концертную деятельность, впервые выступив с оркестром Петроградской филармонии под управлением Эмиля Купера. О М. Юдиной вспоминает ее ученик, пианист, Виктор Деревянко.

Виктор Деревянко: Говорила она всегда то, что думала и делала то, что она хотела делать. Многие этого боялись, опасались. Она настолько была индивидуальна в своем подходе к музыке, причем индивидуальный подход, как я уже сказал, основывался на колоссальной базе, базе данных, как бы мы сейчас сказали, в наше технологическое время. Знание живописи, поэзии, литературы вообще. Даже технических вещей, которыми она вдруг начинала интересоваться, знание инструментов. Не надо забывать, что она играла и училась играть на литаврах. И играла в оркестрах, когда приезжали серьезные именитые дирижеры в Петербург. Потом она вдруг, в довольно уже не молодом возрасте, хотела научиться играть на альте. У нее ко всему был подход, чтобы знать это досконально. Уметь руками что-нибудь сделать, не только на рояле. И поражала еще и настойчивость Марии Вениаминовны в достижении того, что перед ее слухом, и перед ее взором, и перед ее мысленным взором стояло как очень ясная картина того, что должно быть. Я имею ввиду в исполнении того или иного произведения ее учениками или ее коллегами, с которыми она играла. И она добивалась этого, вне зависимости от того, сколько требовалось времени. Если требовалось 30 репетиций на какое-нибудь произведение, как это было с нами с сонатой Бартока для двух роялей и ударных, значит, будет 30 репетиций независимо от того, что все ударные инструменты надо приносить из одного помещения в другое, через все. Неважно, это днем, утром, ночью. А часто репетиции были ночью. Потому что только тогда освобождались инструменты, только тогда освобождались помещения и так далее. Но она добивалась этого всего. Так же, как она добивалась помощи другим людям, проходя через все, и через бюрократию, и все то, что нам так знакомо по той жизни в советские времена. При этом она совершенно потрясала и поражала всех тем, как мало ей самой чисто жизненных удобств надо было. Она могла спать на раскладушке, укрываться солдатским одеялом. Играть на жутком инструменте, который в прошлом, может быть, был хорошим, но он уже был разбит весь. И добиваться на этом инструменте того, что она, так сказать, умела добиваться на рояле. В общем, такие личности, как Юдина, даже когда они уходят, они остаются с нами. И каждый свой, не скажу жизненный шаг, может быть, и жизненный шаг надо было поверять или проверять по Марии Вениаминовне. Но, во всяком случае, музыка и музыкальные все мои деяния и, так сказать, все, что я в жизни делал и делаю, всегда, всегда сверяются по Марии Вениаминовне Юдиной.

RadioBlago: Первое сольное выступление пианистки в Москве состоялось в 1929 году. Спустя недолгое время профессор была изгнана из Петербургской консерватории за открыто проявляемую религиозность. В 20-е годы, следуя заветам Маркса, воинствующие атеисты боролись за умы людей против «опиума для народа». И в такой напряженной обстановке М.Юдина, педагог консерватории, открыто высказывала мысли о том, что любая культура, любая сфера человеческой деятельности пуста без религиозных корней.

По той же причине выдающейся пианистке пришлось оставить и педагогическую работу в Московской консерватории в 1951 году, а через 9 лет Юдину против ее воли освободили от занимаемой должности в Институте имени Гнесиных в связи с переходом на пенсию. Рассказывает ученица М.Юдиной, пианистка, концертмейстер Валентина Фридман.

Валентина Фридман: Мария Вениаминовна собирала нас помимо уроков. Но это были не тенденциозные разговоры, тем более религиозные, хотя мы знали о ее идеологии. Но она никогда не проповедовала своих идей среди класса. Этого не было никогда. Мы держались в консерватории обособленно. Назывались все мы «юдинцы». Во-первых, самый внешний облик отличался от всех. Она ходила... говорили: почему она ходит в «монашенском платье»? Но это было не «монашенское платье», это было платье, скрывавшее ее, так сказать, дородную фигуру. Она выходила в таком же одеянии на концерты в филармонию. Единственное, что у нее было, это беленький воротничок вокруг шеи. Ведь самая манера ее исполнения резко отличалась от всех исполнителей, которых мы слышали и видели. Даже от всех гастролеров, которые тогда были в изобилии.

Я и сейчас, когда слушаю музыку в исполнении и очень даже больших музыкантов, воспринимаю сквозь призму вкусов М.Юдиной. Они остались во мне вросшимися.

RadioBlago: Мария Юдина отдавала невероятно много жизненных сил музыке ХХ века. Она говорила: «Этот век, как и другие века, находится в непосредственном отношении к Богу, нужно принимать на себя ответственность за всё, что происходит в современной музыкальной культуре, не перекладывая эту ответственность на прошлое».

В тот момент, когда всем советским музыкантам было недвусмысленно указано на необходимость разоблачать музыку буржуазных композиторов, советская пианистка М. Юдина восхищалась сочинениями Стравинского, вела переписку с Булезом, Штокхаузеном, Луиджи Ноно и проявляла интерес к творчеству Шёнберга – создателя додекафонии.

И к тому же исполняла сочинения опальных на тот момент Шостаковича и Прокофьева. Когда в конце 40-х годов в институте имени Гнесиных на собрании клеймили этих двух композиторов, она встала и сказала: «Я не понимаю, что здесь происходит? Вы же прекрасно знаете, что это – два гения. Мы счастливы, что живем с ними в одну эпоху. Что здесь происходит? О чем мы говорим?».

На своих концертах она читала стихи из «Доктора Живаго» – во время, когда имя Пастернака уже было запрещено и даже заклеймено. Евгений Пастернак, сын писателя, рассказал о дружбе Марии Юдиной и Бориса Пастернака.

Евгений Пастернак: Мария Вениаминовна была для папочки очень близким и дорогим человеком, потому что она была художником, в ней было одухотворение, которого на свете мало, которое само по себе редкость. Ее отношение к миру, к искусству, концентрировалось в ее поклонении слову. А служба слову и было то, что занимало Пастернака всю его жизнь.

RadioBlago: Именно в доме Марии Юдиной Борис Пастернак тайком от властей читал рукопись своего нового романа. Круг общения великой пианистки был самый высокоинтеллектуальный: отец Павел Флоренский, Михаил Бахтин, Владимир Алпатов, Алиса Порэт, Татьяна Глебова, Борис Пастернак, Николай Заболоцкий, Самуил Маршак, Максим Горький, Корней Чуковский, #Сергей Прокофьев, Дмитрий Шостакович и другие.

Писательница и мемуарист Зоя Томашевская вспоминает, как помогала М. Юдиной в организации литературных вечеров дома у пианистки.

Зоя Томашевская: Мария Вениаминовна была тем человеком, который искал тех, кому нужно помочь, тех людей, которые ее интересовали, у нее была просто страсть. Как только человек вставал на ноги, и у него было все благополучно, Мария Вениаминовна как бы исчезала. Это уже было свойство ее характера. Она, как вы знаете, очень любила литературу, поэзию и конечно всегда была таким скрытым или явным диссидентом. Тогда такого слова никто не произносил, но Мария Вениаминовна любила все, что запрещено. Пастернак, Заболоцкий – это для нее было свято. И ей нужно было встречаться с этими людьми, и она устраивала такие вечера чтения. Незабываемый в моей жизни вечер в Сретенском переулке, когда Борис Леонидович Пастернак читал стихи из романа, о котором никто еще не знал. Чтобы сделать такой вечер, надо же было угощать, а угощать было нечем. Тогда Мария Вениаминовна вызывала меня в консерваторию, и начинались поиски завхоза. Когда она, наконец, его находила и требовала у него ордер на калоши, которые стоили три рубля, а продать их можно было так, чтобы устроить вечер. Там купить водочки, селедочку и устроить такой вечер. Завхоз, не глядя, не оборачиваясь, уходил. А она упорно шла за ним, а он, тоже не оборачиваясь, говорил: Профессор, я тебе уже много раз давал ордера, где твои калоши? Но, наконец, все равно она его добивала. И все равно она получала ордер на калоши. Тут же при нем, не стесняясь, вручала его мне и говорила: ну и все, что надо, ты сообразишь. Вот так. И устраивался вечер. Тут же давалась телеграмма в Переделкино Пастернаку, тут же звонила она Алпатову, который всегда присутствовал на таких вечерах. И получались вот эти незабываемые вечера.

RadioBlago: Своими учителями Мария Юдина назвала тех, кто глубинно воздействовал на ее духовный мир и исполнительское искусство. В опубликованных уже после смерти пианистки записях находим данные ею определения своим наставникам: «Фаворский – художник, мудро изъясняющий общие законы творчества, Яворский – музыкант, проницательно выявляющий одухотворенность символики и многообразные связи музыки с другими видами искусств, Флоренский – всеобъемлющий мыслитель, видящий в противоборстве сил разрушения и созидания всеобщий жизненный закон и утверждающий как созидательное начало преобразующую силу искусства – слова, музыки.

Внучка священника и богослова Павла Флоренского Ольга Трубачёва рассказал о его переписке с пианисткой.

Ольга Трубачева: Мария Вениаминовна познакомилась с отцом Павлом Флоренским в 1927 году. Познакомил их отец Федор Андреев. Когда отец Павел Флоренский приезжал в Ленинград по делам служебным. Период их непосредственного общения был не так уж и велик – с 27-го по 33-й год, когда Павла Александровича арестовали и он был сослан сначала на Дальний Восток, а затем на Соловки. Мария Вениаминовна не оставила семью после ареста отца Павла. Помогала, чем могла. Приезжала часто. Участвовала во многих семейных событиях. А после войны, когда уже стало ясно, что отец Павел не вернется, обычно всегда бывала в дни его памяти в доме.

RadioBlago: Как вспоминают современники, что бы ни играла Мария Юдина, её исполнение всегда было естественно, свободно, бескомпромиссно. Она не заискивала перед слушателями, не поступалась ни на йоту своими убеждениями ради того, чтобы угодить публике или облегчить себе достижение признания. Она не отказывалась от самых сложных идей, трактовок ради понятности, так как глубоко верила в то, что истинно прекрасное понятно, что оно может быть доступно всем, кто стремится его постигнуть.

Рассказывает Александра Де Лазари, жена музыканта Вадима Борисовского.

Александра (Долли) Де Лазари: Комендантский час. В десять уже никто не смеет быть в Москве. Но и Юдина, и Квартет от комендатуры Москвы имеют пропуска. Почему? Потому что Они должны звучать на весь мир после часу ночи до четырех утра, чтобы весь мир увидел, что Москва спокойна. Прямой эфир. Играют Квартет Бетховена и Юдина. Квинтет Шостаковича или «форельный» квинтет Шуберта, или трио Чайковского, или еще что-нибудь. Это в час ночи, а в два часа нужно это же играть на Францию. Живьем. Это не запись какая-нибудь передающаяся, уже записанная. Нет, живьем-живьем-живьем. А потом в Лондон. И так до четырех часов утра. А потом ножками своими по заснеженной Москве...

Затем, вот здесь есть запись одного концерта, который в январе 42-го года был в малом зале консерватории, где все сидели в валенках и шубах, а Мария Вениаминовна играла с голыми руками, совершенно лиловыми от холода, и в промежуточки грела на японской грелке руки.

RadioBlago: Современники Марии Юдиной вспоминают, что зимой она ходила в тонком плаще и в кедах, с толстой суковатой палкой и старым перевязанным портфелем. Все попытки наладить ее регулярное питание силами искренне и преданно любивших ее друзей разбивались об упрямое нежелание принимать какие-либо дары. При это милосердие Юдиной к нуждающимся не знало границ. Вспоминает переводчик Глеб Семёнов.

Глеб Семенов: У меня остался такой облик очень живого, в высшей степени темпераментного, вулканического темперамента человека, который вместе с тем был воплощением заботы, любви к ближнему, не на словах, а на деле. Удивительного такта. И думаю, что этот такт исходил из ее не показной, не демонстративной, а реальной любви к ближнему. Христианская добродетель, о которой говорят многие, но меня мой жизненный опыт научил, что далеко не каждый знает, что это такое на самом деле.

RadioBlago: Екатерина Крашенинникова в «Этюде о Юдиной», который был опубликован в журнале «Новый мир» в 1998 году, пишет: "Мария Юдина помогала, как могла, всем – например, больному сыну консерваторской гардеробщицы, которому нужны были деньги на путевку в санаторий. Она безотказно ссужала деньги на отправку посылок в лагеря и ссылки. Был и такой случай в ее жизни. Однажды к ней поздно вечером пришла незнакомая женщина и сказала, что у нее случилась беда и ей нужна большая сумма денег, но она нигде не может достать. Слышала, что М. Юдина всегда помогает материально нуждающимся, и решила поэтому обратиться к ней за помощью, пообещав, что, как только встанет на ноги, долг вернет. У М. Юдиной своих денег не было, она заняла, женщина вернула ей долг через год. На ногах у нее весной и осенью было нечто вроде кедов, приводящих в ужас окружающих. Нормальная же сезонная обувь немедленно дарилась нуждающимся. Так и во всем. Подаренная шуба принадлежала ей всего три-четыре часа. И она не допускала ничьих сетований по этому поводу».

Этот рассказ дополняет поэт Евгений Евтушенко.

Евгений Евтушенко: Мария Вениаминовна была в настоящем смысле христианкой. У нее собственно жизнь была относительно аскетическая. Я ее сколько не видел, она была одета в очень бедные платья, никогда не бывала пышно одета. Она походила на женщину из церкви. Такие есть. Это те, кто приходят в церковь, действительно, с истовостью. И винясь перед образами, которые висят, в прегрешениях, очень часто. В то же время прося Его простить заблудших властителей, которые не ведают, что творят, устраивая войны или гонения на людей, которые на веку она достаточно видела. Но у нее христианство было не только коленопреклоненное, она перед образами священными преклонялась и перед людьми. Она была христианкой, в которой вера происходила в действии конкретно направленном, в спасении на помощь другим. Я насколько знаю, она была очень бедной. В общем, деньги она раздавала разным людям, которые нуждались. Она посылала еще даже в сталинское время разные вещи, деньги, передачи людям, которые сидели в тюрьме. И конечно, люди, которые отправляли такие посылки, они немедленно ставились на особый учет в КГБ, безусловно. Я думаю, что эти учетные книги, дай Бог, сохранились, и мы узнаем, может быть, таких не явленных святых России.

RadioBlago: Кого-то спасти, помочь, найти врача, оплатить сиделку, накормить, подарить. Во время войны она ходила в солдатской шинели подпоясанной веревкой и вешала на столбах Москвы объявление: «Лечу с концертами в Ленинград. Принимаю посылки весом до 1 килограмма». В блокадном Ленинграде она выступала с концертами, а потом сама ходила и разносила эти посылки по незнакомым людям.

Своими воспоминаниями о Марии Юдиной поделился пианист Алексей Любимов.

Алексей Любимов: И совершенно неважно, просила ли она меня переворачивать страницы ей, или быть на репетициях, или предоставить временный кров ее кошке, или же поехать с ней на такси, помочь привезти, или передать-переслать открытки заграницу, когда я там бывал, весточки ее друзьям. Вот это все представлялось актами, событиями очень важными, человечески необходимыми и, я бы сказал, неизбежно сопутствовавшими музыке, которую она играла, и вот ее всей человеческой и музыкальной сущности. Я сейчас вспоминаю ее как фигуру, носителя добра, истинного в мире сложном, не истинном, часто лживом, фальшивом. И влияние, оказанное на меня, сначала было просто подражанием ее почерку, таким, может быть, немножко юношеским и детским. С течением времени это показалось как позиция, очень стойкая, очень ясная, позиция преодоления, позиция преодоления трудностей и утверждения собственных принципов, своих, я бы сказал, очень важных, нравственных, музыкальных, философских, принципов жизни, музыки и абсолютной открытости, верности и истинности того, что она проводила через себя.

RadioBlago: Дмитрий Шостакович просил Марию Юдину быть первым исполнителем его прелюдий и фуг. Пианистка начала работу. Он приехал к ней послушать и сказал: «Это совсем не то, что я написал, но вот так и играйте! Только так и играйте!». Сегодня в нотах пианистки на прелюдии и фуге фа-диез-минор, мы читаем запись, сделанную ее рукой: «Люди объединены общим несчастьем, но каждый реагирует по-своему». Поэт Евгений Евтушенко вспоминает об этом даре М. Юдиной.

Евгений Евтушенко: Она не просто исполнительница, она играет музыку, как будто она сама это написала. Она вкладывает такое исповедальное в каждую ноту, которую исполняет. Она исповедуется через музыку, можно понять ее душу, это такое... с моей точки зрения, это высший тип исполнителей, который заурядные исполнительницы или даже блистательные, внешне эффектные исполнительницы, заменяют беззащитной исповедальностью при помощи других великих композиторов. И становятся как бы в этот момент их соавтором. Потому что интерпретация, к которой подключена душа, личная душа человека и внутренний мир, переходит в соавторство.

RadioBlago: Ее отношение к людям было суровое, но всегда правдивое и доброе. Творить добро было ее неутомимой потребностью. В любое время суток, в любую погоду, в любом состоянии она мчалась на помощь, не считаясь ни с какими затратами. Будь то затраты материальные, затраты физических сил или времени. Свое физическое «я» она всегда мыслила на последнем плане.

Об одном из таких случаев вспоминает писательница Зоя Томашевская.

Зоя Томашевская: Долгожданный концерт в Ленинграде. Очень давно Мария Вениаминовна не играла. Народу немыслимое количество. И она играет огромный концерт бетховенских сонат. Публика неистовствует, она садится и играет 32 вариации на бис. То есть еще одно отделение. Но все, потеряв голову хлопают, и кричат, и требуют еще. И тогда она выходит и показывает свои руки – все пальцы заклеены пластырем. И говорит: «Я резала рыбу кошкам и больше не могу. Дух сильнее материи. Но я больше не могу». Держит вот так руки. Это такой концерт она сыграла с заклеенным пальцами.

RadioBlago: Как рассказывали очевидцы, часто концерт Марии Юдиной начинался с проповеди. Она говорила о вере, читала стихи, никого и ничего не боясь. Иногда проповедь занимала больше времени, чем сам концерт. Дирижер Иван Шпиллер вспоминает: «Однажды мы с папой вместе были на концерте М. Юдиной в зале Чайковского. Конечно, она и стихи читала, нарушив обещание этого не делать, и, принимая цветы, обрушилась на зал с упреками: «Лучше бы вы отдали деньги бедным...».

Художник Олег Гостев впервые увидел Марию Юдину на ее концерте и после этого первого соприкосновения с ее творчеством создал целую серию портретов великой пианистки.

Олег Гостев: Первая встреча с М.Юдиной состоялась для меня в 58-м году, когда Мария Вениаминовна играла в Гнесиных Бетховена. Этот целый вечер она играла Бетховена. Ее игра произвела на меня огромное впечатление. Я сразу почувствовал, что это не просто пианист, а это гениальная личность, которая не отпускает меня до сих пор, уже много лет. Я сделал набросок и дома уже сделал портретную композицию «Юдина за роялем». Я наблюдал за ней, как она себя ведет. Поворот головы – образ, жест руки – образ, взгляд – образ. Я сделал за прошедшие годы и до сегодняшнего дня 15 портретных композиций Марии Вениаминовны.

Ты поступью Господней шла,

Гармонию являя в звуках.

Земную красоту ты в жертву принесла,

Смиряясь с надеждой, в сомнениях и муках.

И прикасаясь гениев земли,

Их мостовыми ты прошла босая,

Куда, скажи, тебя стопы несли,

Зимой путей не выбирая.

Что возвращает нас к тебе?

Что струн души касается незримо?

В следах шагов по призрачной земле

Нам слово Божье в звуках повторимо.

RadioBlago: В 1916 году в ранней юности Мария Юдина записала в своем дневнике: «Я знаю лишь один путь к Богу – через искусство. Не утверждаю, что этот путь универсальный. Я знаю, что есть и другие дороги, но чувствую, что мне доступен лишь этот. Все божественное, духовное впервые явилось мне через искусство, через одну ветвь его – музыку. Это – мое призвание, верю в него и в силу свою в нем. Я должна неизменно идти по пути духовных созерцаний, собирать себя для просветления, которое придет однажды. В этом – смысл моей жизни. Я – звено в цепи искусства».

Искусствовед Анатолий Кузнецов, друг пианистки, вспоминает о последних годах жизни Марии Юдиной.

Анатолий Кузнецов: Мне последние годы приходилось довольно часто встречаться с Марией Вениаминовной. И я скажу об одной вещи, которая меня поразила. Она часто плакала. И эти слезы меня потрясли.

Один из первых эпизодов, связанных со слезами, был у нее дома, когда я пришел. Она была вся в слезах, рыдала. И сказала, что арестовали Андрея Синявского. Это продолжалось минут пять, десять, А потом слезы вдруг высохли. Она говорит: «Я потрясена тем, что произошло, я его по-человечески очень жалею». – И снова появились слезы у нее на глазах. – «Но я его осуждаю за этот поступок. Как он мог тайно на запад передавать свои рукописи?» Дело в том, что для Марьи Вениаминовны такой поступок был неприемлем. Это было для нее проявлением того, что она называла и довольно часто употребляла это слово – человекоугодием. Она считала, что все в жизни, в любых обстоятельствах, в самых тяжелых нужно делать открыто. И ее слезы, это были слезы страдалицы, плакальщицы. По страданиям всего мира. По страданиям человечества, по страданиям отдельного человека, по страданиям России. Вот такая была Марья Вениаминовна. И кстати, это слезное она замечательно передавала в музыке, когда к этому была возможность. И высшее выражение это Lacrimoza Моцарта.

RadioBlago: Гонения на Марию Юдину внезапно сошли на нет в военные годы. Все те, кто раньше критиковал пианистку за «безыдейность и политическую слепоту», вдруг стали петь дифирамбы, признавая ее искусство «политически корректным» и «актуальным». Эта метаморфоза не могла произойти случайно. В воспоминаниях Шостаковича и из книги Блаженного Иоанна «Фортепианное Евангелие» мы можем узнать подробности того судьбоносного случая.

Мария Юдина была опальной пианисткой. Но в 1943 году ее неожиданно пригласили выступить в прямом эфире по первой программе радио – в вечернее время, когда вся страна приникала к радиоприемникам и слушала голос Левитана. После очередной сводки последних новостей с фронтов ей дали всероссийский эфир. Вначале рассчитывали на другого исполнителя, но он оказался «ненадежным» и попал под подозрение. Тогда выбор пал на Марию Вениаминовну, ведь, если не брать идеологическую составляющую, пианистка – выдающаяся. Предполагалось исполнение ля-мажорного фортепианного концерта Моцарта.

Как раз накануне пришло известие о гибели еще одного друга Марии Юдиной, и она в тот момент понимала всю мировую музыкальную литературу как один сплошной реквием. Сольный или симфонический концерт Юдиной превращался в великое всечеловеческое таинство отпевания. Ее понимали без слов и благодарили.

На этот раз Марии Юдиной выпала возможность оплакать миллионы ни в чем не повинных душ, пропавших в Гулаге. Во время прямой трансляции рыдал весь Союз – от мала до велика, несмотря на религиозную принадлежность и национальность. Русские, немцы, французы – весь мир пианистка поставила на колени, чтобы оплакивать жертв Второй Соловецкой Голгофы. По словам Блаженного Иоанна, на тот момент она уже была тайно пострижена в монахини под именем Серафима.

После окончания выступления в Радиокомитете раздался телефонный звонок, повергший в состояние ступора всех начальников. Звонил лично Иосиф Сталин. Он сказал, что накануне слушал по радио фортепьянный концерт Моцарта в исполнении Юдиной и спросил, существует ли пластинка с записью концерта. Ему тут же ответили, что такая пластинка есть и пообещали на следующий день привезти ее на дачу к вождю.

Ужас, охвативший Радиокомитет, понятен. Никакой записи, конечно, не было, концерт шел в прямом эфире и передавали его напрямую из студии. Но отказать Сталину смертельно боялись.

Срочно вызвали Юдину, собрали оркестр и ночью устроили запись. Все тряслись от страха. И только одна пианистка была спокойна. Дирижер от страха ничего не соображал, пришлось его отправить домой. Вызвали другого – та же история: он дрожал сам и сбивал оркестр. Только третий дирижер смог довести запись до конца. Это был уникальный случай в истории звукозаписи – смена трех дирижеров. Пластинка получилась исключительно благодаря энергии Марии Юдиной. Видя ее бесстрашие, музыканты успокаивались и спокойно доводили свои партии до финала. К утру запись была готова. На другой день в сверхсрочном порядке изготовили пластинку в одном экземпляре, который и был доставлен Сталину.

Но история на этом не закончилась. Через некоторое время Юдина получила от Сталина конверт, в котором оказалось 20 тысяч рублей – огромные по тем временам деньги. На эту сумму можно было купить подмосковную дачу в несколько гектаров в самом элитном районе или, например, целый гараж персональных автомобилей. Марии Юдиной также сообщили о присуждении Сталинской премии Первой степени.

И тогда она решила написать Сталину ответ: «Благодарю Вас, Иосиф Виссарионович, за Вашу помощь. Я буду молиться за Вас денно и нощно и просить Господа, чтобы он простил Ваши прегрешения перед народом и страной. Господь милостив, он простит. А деньги я отдам на ремонт храма».

Трудно поверить, что все было именно так. Но, по словам Дмитрия Шостаковча, она никогда не лгала. В итоге с ней так ничего и не сделали. Сталин промолчал. Утверждают, правда, что пластинку с концертом нашли на его патефоне в день смерти.

В сегодняшней программе были использованы интервью из документального фильма «Портрет легендарной пианистки» режиссера Якова Назарова и материалы сайта «Чтобы помнили».

Послушать 23-й фортепианный концерт в исполнении Марии Юдиной можно в архиве mp3