Сегодня в нашей программе рассказ об ансамбле двух замечательных художников – Нины Дорлиак и Святослава Рихтера, в той специфической сфере искусства, которая определяется понятием «камерного исполнительство»
Русское искусство славно творчеством таких выдающихся мастеров камерного пения как Мария Оленина-д’Альгейм, Зоя Лодий, Зара Долуханова. Одно из самых значительных имен в этой блистательной плеяде – имя Нины Львовны Дорлиак. За годы своей исполнительской деятельности певица создала неповторимые образы интерпретации русского романса, песен Моцарта, Бетховена, Шуберта, Шумана, Листа, Векерлена, Дебюсси, Равеля. Более полувека назад, Нина Дорлиак блестяще окончила Московскую консерваторию с занесением на мраморную доску отличия. Затем прошла курс школы высшего мастерства, как тогда именовалась исполнительская аспирантура. Еще в годы учебы она обратила на себя внимание вдохновенным исполнением партии Сюзанны в моцартовском спектакле оперной студии «Свадьба Фигаро». Увидев Нину Дорлиак в этой роли, знаменитый дирижер Георг Себастьян восхитился ее искусством и предложил певице выступить с ним в камерной программе из сочинений Шуберта, Вагнера и Брамса. Этот концерт в малом зале Московской консерватории стал значительным событием в музыкальной жизни столицы 1930-х годов. С 1934 года Дорлиак пела в ансамбле с одаренной молодой пианисткой Ниной Мусинян. В отдельных концертах с ней выступали такие пианисты, как Абрам Дьяков, Мария Гринберг, Борис Абрамович, а позднее Константин Игумнов и Мария Юдина. Она была неизменной участницей органных баховских вечеров Александра Гедике.
С 1945 года начинается новая глава артистической биографии певицы - творческое содружество с выдающимся пианистом современности - Святославом Рихтером. Сила и глубина мысли музыканта, благородство чувств, безупречное ощущение формы, безграничное красочное звучание фортепиано дали новый импульс вдохновенному творчеству певицы, девизом которого всегда были высокая поэзия, человечность и простота. Душевное богатство - вот качество, которое объединяет в этом дуэте певицу и пианиста.
Григорий Михайлович Коган, передавая впечатление от одного из концертов Дорлиак и Рихтера, писал: «Есть певицы, которые служат своему голосу. Есть другие, чей голос служит им для выражения музыки внутреннего мира человека, для воздействия не только на слух, но и на душе слушателя. Нина Дорлиак принадлежит ко вторым. Она поет для музыки, которую понимает и чувствует верно и тонко. Мастерски владея своим привлекательным голосом, она проникает им в сердце слушатели, заставляет последнее вибрировать, трепетно откликаться на каждый изгиб музыки, на каждый оттенок чувств, запечатленный в песнях и романсах великих композиторов. При этом она, как большой музыкант, не дает исполнению распасться на части, с художественной строгостью объединяет их вокруг эмоционального ядра сочинения».
Что касается аккомпанемента Рихтера, то его не было. Не было аккомпанемента в том смысле, в каком мы обычно употребляем это слово, было совместное художественное исполнение, звучание фортепиано бережно, таинственно и прозрачной тканью окутывало голос певицы, сообщая ему неизъяснимую прелесть.
Суждение, высказанное под непосредственным впечатлением от концерта, вспоминаются, когда мы слушаем вокальный цикл Роберта Шумана «Любовь поэта» стихи Генриха Гейне. Содержание цикла очень близко поэтической душе певицы. Вместе с тем в этом сочинении, представляющим пример гениального слияния поэзии и музыки, в полную силу выявляется характерная для творчества Нины Дорлиак выразительность слова, безупречная дикции, идеальная вокальная линия. Нельзя не сказать, что цикл открывает широкие возможности для пианиста, поскольку у Шумана, как это не без основания подметил немецкий музыковед Оскар Би, ритмика и фигурация фортепьяно - предмет его гораздо большей заботы и гордости, нежели ведущая вокальная линия. Уже самое начало цикла - короткое фортепианное вступление, вводит в атмосферу светлой задумчивости. Певица тонко подхватывает настроение, создавая целомудренный образ поэта-мечтателя. «В сиянии теплых майских дней».
Этот образ закрепляется в следующей песне, пленяя своей искренностью и чистотой. «Цветов венок душистый» звучит как нежный и вместе с тем восторженный дифирамб.
Д.Фишер-Дискау, Й.Демус - 2. Шуман. Любовь поэта. «Цветов венок душистый»
Цветов венок душистый
Из слёз расцветает моих,
И вздох мой в песне нежной
Расскажут соловьи.
Тебе за любовь, малютка,
Все цветы отдать я рад,
Пусть не молчно звонкие трели
В саду твоём звучат.
Тот же мир чувств выражается в песне «В цветах белоснежных лилий», где очаровывает волшебной краской фортепианный орнамент.
Р. Шуман. Цикл «Любовь поэта» написан на стихи Гейне. «В цветах белоснежных лилий»
В цветах белоснежных лилий
Я укрою душу свою,
Чтоб лилии спели милой,
Как страстно ее люблю.
И полон дрожью желанья,
В сердце тот напев проник,
Нежней ее лобзанья
В блаженный свиданья миг.
Трепетность, восторг в равной степени выражают голос и фортепиано в песне «О, если б цветы угадали».
Р. Шуман. Цикл «Любовь поэта» написан на стихи Гейне. «О, если б цветы угадали»
Когда бы цветы то узнали,
Как ранено сердце моё,
Со мной они плакать бы стали,
Шепча утешенье своё.
Узнай соловьи, как мне трудно.
Каким я недугом томим, —
О, как утешали бы чудно
Они меня пеньем своим!
Узнай моё злое несчастье
И звёзды в небесной дали,
Они со слезами участья
Ко мне бы радушно сошли.
Узнать моё горе им трудно,
И знает его лишь одна:
Ведь сердце мне так безрассудно
Сама ж и разбила она!
Еще проникновеннее, еще глубже звучит песня «Я утром в саду встречаю». Голос, окрашиваясь интонацией грусти, передает эстафету фортепиано, развивающему в развернутом заключении поэтический образ.
Летним утром в cад я вышел -
Солнце, мошки, блеск и шум;
Всё пестреет и лепечет,
Я лишь бледен и угрюм.
И цветы, склонив головки,
Тихо шепчут вслед за мной:
«Не вини сестрицу нашу,
Ты, убитый и больной».
Вот круг песен, выражающих в цикле лирическую настроенность, которую вдохновенно открывают слушателю Нина Дорлиак и Святослав Рихтер. Но цикл несет в себе и трагическое начало, удивительно тонко, без нажима выявленное исполнителями. Уже в песне «Встречая взор очей твоих» певица придает своей интонации, фразе героини, такую нейтральную эмоциональность, что предопределяет трагедию неразделенной любви поэта.
А дальше следует значительное и глубокое прочтение гениального романса «Я не сержусь». Подчеркнутая плавность вокальной линии вызывает какое-то особое мучительное чувство.
Я не сержусь и гнева в сердце нет,
Пусть я забыт тобой,
Пусть я забыт тобой, но гнева нет,
Но гнева нет.
Горит огнём твоей красы алмаз,
Но в сердце ночь,
В нём свет давно погас,
Я это знал.
Я не сержусь и гнева в сердце нет.
Мне сон зловещий снился -
Холодный мрак в твоей душе таился,
Я видел змей в твоей груди больной.
И как несчастна ты, друг бедный мой,
Я не сержусь, я не сержусь.
Выразительный диалог голоса и фортепиано в песне «Во сне я горько плакал», где певица достигает предельной выразительности каждого слова, каждой интонации.
Во сне я горько плакал:
Мне снилось, тебя погребли,
И я проснулся в страхе,
И все еще слезы текли.
Во сне я горько плакал:
Мне снилось, забыт я тобой,
И я проснулся и долго
Рыдал над своей судьбой.
Во сне я горько плакал:
Мне снилось, мы вновь вдвоем,
И я проснулся, и слезы
Доныне льются ручьем.
И непрерывно наступательно, неотвратимо трагично звучит финал «Вы злые, злые песни», с неожиданными, инфернальными, басовыми акцентами фортепиано и неизбывной тоской в голосе, такой реальной, что кажется, что певица поет с полными слез глазами.
Вы злые, злые песни,
коварный страшный сон,
пусть вас в гробу схоронят,
должен большим быть он.
Что в нём еще положат,
хочу я это скрыть,
но Гейдельбергской бочки
он больше должен быть.
И доски больших носилок,
что крепки и прочны,
чем Майнцкий мост над Рейном,
длиннее быть должны,
Двенадцать великанов
придут из-за синих гор,
им надо быть сильнее,
чем в Кёльне Христофор.
И гроб в глубину морскую
опустят они на дно;
могилой быть для гроба
лишь морю суждено.
Что в том гробу сокрыто--
от вас я не таю:
навек в нём схоронил я
любовь и скорбь мою.
Завершает цикл необыкновенное звучание фортепианной постлюдии, возвращающей слушателя в мир светлой поэтической мечты. Исполнение Ниной Дорлиак и Святославом Рихтером песен Шумана может быть по праву отнесено к числу шедевров мирового исполнительского искусства.
