Сегодня в нашей программе разговор на тему «Картина после живописи». Выставка с таким названием за последние полгода прошла дважды — сначала в Санкт-Петербурге, а теперь и в Москве. Один из двух кураторов проекта, художник Александр Дашевский рассказал нашему корреспонденту, какое место в современном искусстве занимает #живопись и что об этом думают петербургские художники.
Александр Дашевский - молодой и уже признанный в России и мире художник из Петербурга. В этом году он получил первый приз в живописной секции международного конкурса Арте Лагуна. Три года назад автор вошел в короткий список премии Кандинского. Также на счету Александра Дашевского победа в Якутской биеннале молодого искусства и успехи в других премиях и конкурсах в России и за границей. Наиболее известные серии Дашевского «Недвижимость», «Бассейны» и «Частичные утраты» вскрывают его интерес к не парадной стороне родного города. За плечами художника уже несколько десятков персональных и групповых выставок в Петербурге, Москве, Калининграде, Кёльне, Сеуле.
Александр Дашевский больше 10 лет входит в состав Санкт-Петербургского Творческого союза художников. И наряду с живописной деятельностью занимается разработкой кураторских проектов. В соавторстве с известным художником Еленой Губановой и при поддержке Северо-западного филиала #ГЦСИ Александр Дашевский подготовил выставочный проект «Картина после живописи». Экспозиция из работ современных петербургских художников впервые была показана в декабре прошлого года в музее Российской Академии художеств. В июне выставка прошла и в Москве, в галерее искусств Зураба Церетели. Наш корреспондент поговорил с Александром Дашевским по итогам проекта и узнал, какие тренды встречаются в современной живописи, с какими трудностями сталкиваются начинающие авторы и что такое contemporary салон.
На выставке «Картина после живописи» были представлены работы только петербургских авторов. Но по признанию нашего собеседника, он сам против такого деления российской школы станкового искусства на московскую и петербургскую. Предлагаем вашему вниманию #интервью с художником Александром Дашевским о месте живописи в современном искусстве.
Александр Дашевский: По-настоящему, мне кажется, деление на московскую и петербургскую школу очень условно. В 1960-е, или 1990-е, или 2000-е гораздо больше сходства можно найти у московских художников и петербургских, современников, чем у московских вот этого поколения и предыдущего. Едва ли здесь можно прослеживать четкие линии и определенную преемственность. У нас вообще в российской истории искусства с преемственностью крайне сложно, это самый дефицитный товар. И вообще на постсоветском пространстве. У нас скорее такая преемственность декоративная. Нам настолько не нравится быть собой, что хочется вернуться к некой воображаемой подлинности. И нам хочется опереться на фигуру учителя, чтобы нас обосновывало, оправдывало и вообще придавало нашему существованию укорененности и уверенности, хотя, на самом деле, это абсолютно терапевтическая конструкция, которая позволяет нам не так сильно страдать от ужаса жизни. Насколько мы в этом пространстве не нужны. Насколько мы являемся не обязательной частью культурного ландшафта и насколько мы первое растение, которое сдует первым порывом ветра... Но в этом есть своя прелесть!
В принципе, мне вообще вот эта прекрасная история, типа Зенит - Спартак, Красная площадь — Дворцовая площадь, давайте построим великую петербургскую стену, границу по Бологому — она мне не очень симпатична. Потому что здесь очень много в культуре обоих городов строится именно на диалоге и подпитывании. Поскольку и в Москве, и в Петербурге художники отрабатывают разные жизненные стратегии и поведенческие рисунки, немножко разная этика существования, немножко разные способы говорить. Но в принципе, это все вертится вокруг одних и тех же тем. И поэтому здесь, скорее, не противостояние, а интерес гиббона к павиану, которые друг на друга так посматривают через прутья. И видят, что мы находимся в одном зоопарке — раз. Мы оба приматы — два. И в принципе, у нас сходные таблички, нас даже кормят одинаково.
RadioBlago: Название программной статьи Александра Дашевского к упомянутой выставке — «Контратака картины». Название, которое, по его признанию, придумал кто-то другой. И действительно, возникает вопрос: и в тексте, и в экспозиции речь о контр-наступлении картины пока не идет. Тогда что подразумевают авторы проекта? Говорится ли здесь о конце времен и времени после композиторов, после искусства и соответственно после живописи? С ответов на эти вопросы начал нашу беседу Александр Дашевский.
Александр Дашевский: Мне кажется, что кризис вообще, некое окончание, за которым ничего не последует, конец искусства, конец света, завершение эстетики, это абсолютно типично для истории искусств, начиная с Возрождения. Это не моя мысль, это мысль Михаила Ямпольского. Вот он сказал, что кризис абсолютно имманентен, потому что, в общем, она всегда описывается апостериори, как нечто завершенное, и в ней всегда содержится вот этот вздох по Золотому веку, «скажи, не правда ли, что древле все было лучше и дешевле». Поэтому то, что мы переживаем сейчас, оно ни в психологическом, ни в ситуационном смысле не уникально. Понятное дело, что у нас есть только один шанс прожить 2016 год, и для кого-то этот год неизбежно будет годом атастроф и перестройки, изменений и остального. Но сами эти процессы, мне кажется, совершенно не уникальны и не беспрецедентны.
Поэтому живопись, в зависимости от того, что мы подразумеваем под этим словом, она либо, действительно, давно-давно скончалась, либо, в общем, ее шансы на погибель точно такие же, как у человеческого вида.
RadioBlago: По словам Александра Дашевского, всевозможные дискуссии в художественной среде о месте и уместности живописи в мире contemporary art, современного или вернее сказать актуального искусства, длятся уже почти 30 лет. И все эти годы подобные рассуждения оставались лейтмотивом российской культуры. Слово Александру Дашевскому.
Александр Дашевский: В общем-то, и выставка этому посвящена: художники общупывали и общупывают до сих пор некие ресурсы... Вот эта де-мифологизированная живопись, что она может из себя представлять? Ее про-анатомировали, разобрали, и вот, собственно, с этим разобранным до основания лего художники могут заново играть и выстраивать совершенно свою новую и неуязвимую для критики или, скажем так, запасшуюся изрядным иммунитетом. И такая живопись едва ли может кончиться. Хотя бы потому, что в ней есть такая чисто тактильная радостная потребность. Что из всех медиа, которые присутствуют у художника, живопись одно из самых... (хорошее слово) «намоленных». Поскольку за ней стоит большая культурная традиция, с которой можно «расплевываться», которая будет давить, но, тем не менее, вот эта большая масса, которая накоплена, она обладает очень высокой гравитацией и все равно будет привлекать к себе. Это место, просто, не может пустовать. Даже если вдруг гипотетически представить себе полное разрушение культуры под эгидой принципа или идеологии, взгляда нового на нее, как будто обнулили… Все равно на месте живописи возникнет новая живопись. Это такая базовая потребность человека.
RadioBlago: По мнению Дашевского, это не хорошо и не плохо, что живопись стала базовой потребностью человека. Но подобное обстоятельство никак не избавляет ее от критики, которая продолжает звучать. Куратор перечисляет лишь некоторые из существующих аргументов — что живопись – это идеальный товар для рынка, что это салон и, конечно, анахронизм. Об этом рассказал Александр Дашевский.
Александр Дашевский: Она всегда была анахронизмом. Если можно без отвращения применять термин «классическая живопись», который ничего не значит, уже с XVII века вполне себе тиражи приносили похожие на живопись деньги. И гравюра была в каждом нормальном доме. И в этом смысле живопись уже тогда стала анахронизмом. И в античности тоже было много всего тиражного. И вот это уникальное рукотворное копание с кисточкой в руке и пигментом, если бы его можно было заменить, оно бы легко заменилось. Но оно оказывается не заменимо в своих функциях. Ничто другое эти функции не выполняет.
Хотя эти функции в разное время разные. Для 1920-х годов было совершенно органично заявлять, что вот самым важным искусством является монументальное, поскольку оно разговаривает с массами. Вроде бы с появлением телевизора монументальное искусство уже толком не нужно. Но, тем не менее, оно продолжает жить и отвечает уже на другие вопросы. Менять среду вокруг себя, придавать лицо определенному месту, менять его геологическую направленность. В общем, живопись такой швейцарский ножичек со множеством разных штук, и даже если нам сейчас не нужен штопор, мы его не выкидываем, потому что там еще есть рыболовный крючок, пинцет, пилка для ногтей. Что-нибудь из этого нам обязательно пригодится в одну из эпох.
RadioBlago: Как отмечают авторы выставки, скептический настрой большей части передовых художественных сил по отношению к живописи за последние годы имел и положительный эффект. Среди прочего называется пристальное внимание к уместности использования данной техники самими художниками.
Цитата Александра Дашевского из каталога к выставке: «Современное культурное поле предъявляет особые требования к самоидентификации живописца, к его способности осознавать смысловые возможности своей техники, взаимодействовать со зрительскими ожиданиям. Если ранее использование кистей и красок воспринималось, как неотъемлемый атрибут практики художника, теперь — это непростой сознательный выбор из многих, зачастую более привлекательных и востребованных профессиональным сообществом альтернатив».
Как рассказал Александр Дашевский, за время прошедшее между первой и второй выставкой споры вокруг предложенной темы не только не исчезли, но обострились с новой силой.
Александр Дашевский: Когда мы открывали выставку в Петербурге, казалось, что то, из чего состоит живописное действо: и процессуальность... (там множество элементов), и краски, кем они изготовлены, истории этих цветов. Сколько китайских рабочих гибнет на каждый тюбик. Как они доставляются, через какие коррупционные схемы, какие наценки, кто на этом наживается, это тоже часть живописи, неотъемлемая. Холст, где именно он произведен, почему холст, почему именно эта тряпка, какова история ее. Что рождает холст, холст скомканный, холст, который выходит в объем, насколько живопись может выскочить в трехмерное пространство, подрамник, его толщина. Из чего он сделан, кем он сделан и так далее. Куча-куча элементов. Где мы учились этому? Нужен ли автор, или может быть коллажист, который посадит выпускника Академии, академического Института имени Репина, Суриковки и Строгановки, даст им три холста, потом из них сколлажирует свой. Что это будет? Коллаж? Живопись? Будет ли это его высказыванием. Что ему нужно сделать, чтобы сделать из этого картину? Можно ли оторвать картину от живописи? Вещь от процесса? Можно ли сделать так, чтобы картина активнее раскрывалась в мир, активнее взаимодействовала с трехмерным, заигрывала с ним, пародировала его, высмеивала и так далее.
В общем, все эти элементы оказались разложенными, и как оказывается, целое поколение художников, которым сейчас от 20 до 30 лет, они очень активно с этим медиумом взаимодействуют, им интересно собирать это лего.
И прошло полгода, и усилия этого поколения, которое, в общем, как мне кажется, до сих пор находятся где-то на неком острие времени, могут быть немножко оттеснены, завуалированы и закрыты нашествием с двух сторон. С одной стороны, конечно, взбодрятся честные и не задумчивые выпускники высших художественных учреждений, а с другой стороны, то, о чем я еще пять лет назад говорил, что основная опасность для российского современного искусства – это нарождающийся очень интенсивно contemporary салон. Формы те же, содержания — ноль.
И вот за эти полгода, казалось бы, что все страсти вокруг живописи должны были потихоньку утихнуть и уступить место такой нормальной лабораторной работе по общупыванию и изучению, и пересборке этих средств. Но, к сожалению, боюсь, что поле живописи продолжает оставаться неким полем битвы и конфликта, где если раньше надо было художнику отстаивать свое право находиться в современном искусстве, теперь надо будет не менее агрессивно и не менее энергично вырабатывать процедуры отвлечения своего от чужого, насколько бы это плохо не звучало, живого от неживого, съедобного от не съедобного. Есть такая прекрасная детская игра, когда мячик перекидывают. Арбуз — ловят, мыло — не ловят. Вот эти процедуры: съедобное — не съедобное, они должны заново вырабатываться, очевидно. И всегда эти процедуры складываются на культуре отрицательно. Но, тем не менее, без них никак.
RadioBlago: Наметившуюся проблему, которую обозначил Александр Дашевский, он назвал, совместив два понятия. Получилось «contemporary салон». Об истоках неологизма и какое явление следует под ним подразумевать, рассказал наш собеседник.
Александр Дашевский: Усилиями культур-триггеров за время существования современного искусства в России для большой части населения современное искусство стало неким важным. Пусть не очень понятным, пусть не очень как бы таким casual, но, тем не менее, важной составляющей комфортного и культурного досуга, жизни и остального. И уже в интерьере вешать сирень... нужно повесить что-то, что было бы, с одной стороны, реферировало с твоим опытом в этой сфере, пусть скудным, а с другой стороны, по форме явно отличалось от вышеназванной сирени, тройки и всего остального. И далеко не все молодые художники, которые покидают стены высших учебных заведений, готовы предпринять дополнительные усилия по самообразованию. А надо иметь ввиду, что наша contemporary среда продолжает быть достаточно нетерпимой, высокомерной, снобистской и агрессивной, несмотря на все попытки распахнуться к широкой публике. Человек, который туда приходит и не обладает профессиональным языком, ведет себя не так, называет не те имена, задает не те вопросы и не с той интонацией, среда относится чрезвычайно нетерпимо. Так вот из тех художников, кто не готов переживать долго и мучительно вот эту вписку в профессиональный мир, для них открывается, в общем-то, непочатое поле такого птичьего щебета, имитирования современного искусства, в скульптуре, в живописи, в дизайне — да где угодно! И при очень обширной клиентуре это прекраснейшим образом расцветает, и, по моим наблюдениям, с каждым годом рынок таких Лжедмитриев, самозванцев современного искусства значительно... его обороты, мне кажется, это единственная экономика, которая в стране растет не по дням, а по часам. Дай Бог, так остальным отраслям. Количество галерей, которые занимаются продажей такого имитационного искусства в интерьеры, которые имитируют некую современность, очень динамично растет. И количество людей, которые могут себе позволить жить, занимаясь подобной деятельностью, тоже стремительно растет.
RadioBlago: Для молодых авторов нарождающийся тренд может стать настоящей преградой на пути раскрытия таланта и определения своего места в художественной среде. Выбрать более легкий и удобный способ достижения цели в данном случае могут предпочесть не только художники, но и покупатели произведений искусства, как рассказал Александр Дашевский.
Александр Дашевский: Естественно, это очень соблазнительный пример для какого-нибудь человека, который решил серьезно заняться и освоить всю эту загадочную сферу, попытаться в ней найти себя и каким-то образом выработать формы, слова и способы экспонирования своего искусства, которые, действительно, на 100 процентов реферируют и отражают его опыт. А здесь есть совершенно имитационная деятельность. Которая еще и cash'ак (кэшак) приносит. Моментально, быстро, легко и просто. И таких примеров довольно много. И все чаще я с этим сталкиваюсь даже в домах, в которые я попадаю. Вот приходишь к новым знакомым и понимаешь, что висит что-то такое. И понимаешь, что авторов у этого произведения может быть пять или семь. И ты всех их знаешь, но, в принципе, они настолько одинаковые, что они могут быть подписаны любым именем.
И, к сожалению, здесь тоже предстоит довольно сильная работа по различению, поскольку довольно долго из средств массовой информации поступало следующее нехитрое сообщение, что современное искусство обладает некими странными, непонятными формами, теперь различение современного искусства и некого его такого вот голема-двойника будет проходить по каким-то другим. Средствам массовой информации, по всей видимости, придется еще 20 лет утверждать работу вот этого различения, потому что для рядового заказчика contemporary art страшно желателен. Но между двумя альтернативами — одной настоящей дорогостоящей и, вообще, сложной и не совсем удовлетворяющей его запросы плюс еще с каким-нибудь мерзким скандальным художником, который будет говорить «свобода творческого высказывания!» и абсолютно податливым «здесь мы обрежем, тут золотишко, в раму, рама золотая у вас гениальная. Все вешаем!» — естественно выбор будет падать на второго, как наиболее конкурентоспособного. Это тоже черта времени, и даже в каком-то смысле расплата за грехи предыдущего поколения, что, в общем, интересно. Какие грехи наше поколение наплодит. Я даже, наверное, знаю этот список, но сейчас говорить не буду.
RadioBlago: На выставке «Картина после живописи» были представлены работы примерно 20 петербургских авторов разных поколений. Среди них и авторитетные Марина Алексеева, Владимир Шинкарев, Иван Говорков и Елена Губанова, более молодые Алексей Кострома, Керим Рагимов, Андрей Рудьев, Ольга Тобрелутс, Александр Дашевский и нарождающиеся звезды Владислав Кульков, Леонид Цхэ, Семен Мотолянец и другие. По словам куратора, в плане выбора тем петербургское искусство ничем существенно не отличается от других.
Александр Дашевский: Мне кажется, петербургской живописи в плохом смысле, которая легко опознается на так называемом развале, там всякие дворики, собачки, тополи — в общем, то, что было прекрасно, звонко и своевременно в Арефьевском круге, а потом карамелизировалось и превратилось в набор таких сладковатых штампов. Такой мрачноватый и захудалый вариант неумелого и запоздалого импрессионизма. В этом смысле можно говорить о петербургской направленности. Но все-таки если человек работает от себя. Ищет свою технику, технологию, тематику, свой эмоциональный строй, то, честно сказать, такого водораздела между петербургским и иным провести, пожалуй, не получится. Можно обозначить несколько пунктиков, но они совершенно не существенные и никаким образом пониманию работ не помогают. Понятное дело, что есть в Петербурге некая любовь к монохрому. Но, в принципе, это совершенно не обязательно. Вот моя последняя выставка яркенькая веселенькая и, вообще, вся такая радужная и сияет. И вообще довольно оптимистична, несмотря на большое количество лежачих тел.
И вообще, вот Леня ЦХЭ, наша прекрасная звезда последнего года, вполне себе бодренький. И главное, что тематически она абсолютно не про что. И она постулирует это «не про что». Она начинает нарратив, чтобы дальше ожидающий его, заглотнувший приманку зритель натолкнулся просто на красочное месиво, на краску в ее такой стихийности, палечную моторику, что-то смешанное на поверхности. И там фигуративная история нужна только как заманка, привратник, который открывает двери, а дальше за ним хаос, в общем-то, некое такое кружение, бессмыслица. В принципе, для многих молодых художников сейчас артикуляция отсутствия смысла, отказ от выстроенного рассказа и такая вот попытка сбежать от необходимости, от такого требования некого рассказа, наррации, повествования, артикуляции некой позиции в пользу процессуального кружения, где жизнь есть, искусство происходит, но вот этого метронома и назидания на заднем фоне нет. Вот ЦХЭ яркий представитель этого. И он абсолютно петербургский, преподаватель петербургского академического и так далее. И при этом вот такая прекраснейшая раскованная техника.
Вот Мотолянец тоже веселый, яркий. Поэтому я не думаю, что здесь стоит искать локальные значочки…
RadioBlago: Как подчеркивают организаторы выставки, это лишь лаконичное высказывание, одна из попыток порассуждать на тему - что сейчас из себя представляет живопись и картина. И поэтому все существующие сейчас направления и особенности этого вопроса сложно уложить в рамки любого, сколько-нибудь масштабного кураторского проекта. Но некоторые предварительные итоги Александр Дашевский все-таки согласился подвести.
Александр Дашевский: В общем, интерес к живописи как к занятию никогда не ослабевал, но сейчас явный всплеск. С одной стороны. А с другой стороны, сильно упал градус агрессии, который был свойственен живописцу, начиная с конца 1980-х и, наверное, до середины 2010-х годов. Живописец всегда себя чувствовал, в лучшем случае, enfant terrible, а так, которому нужно бороться за свое место под солнцем, даже если он абсолютно занимается тем, что принимаемо профессиональным комьюнити, он все равно всегда чувствовал некую внутреннюю уязвленность своего существования. Сейчас этот период, в общем-то, закончился.
Если в общих чертах говорить о том, что происходит в живописи сейчас, эти два пункта можно отнести почти ко всем. А так дальше сплошные нюансы и детали.
RadioBlago: На этом наша программа подошла к концу. Выпуски «Время культуры» вы можете послушать еще раз на сайте www.radioblago.ru. До встречи в эфире и в выставочном зале!
