Сегодня мы с вами отправимся на выставку Владимира Шинкарёва, которая открылась в галерее pop/off/art на территории Центра современного искусства «Винзавод» в Москве.
Владимир Шинкарев – известный петербургский художник, один из основателей и идеологов арт-группы «Митьки». В 1985 году именно его книга с одноименным названием положила начало движению, как, впрочем, и сочинение «Конец Митьков» ознаменовало завершение эпохи «симпатичных шалопаев». Энергичные, ласковые, но легкомысленные и не обремененные социальными обязательствами Митьки стали символом Ленинграда 80-х годов и олицетворением поисков свободы в несвободное время. По словам Шинкарёва, Митьки представляли собой каталог национальных черт, являлись несколько сниженным, но все-таки героем того времени.
Живописное творчество Владимира Шинкарева развивалось словно в параллельной реальности от разухабистого «карнавала матросов и красноармейцев» (именно так определяли основные темы митьковской живописи критики). В работах Шинкарева, напротив, превалируют сдержанные тона, землянистые и дождливые. В такой гамме мастер изображает родной Петербург. Центральные улицы и каналы сменяются окраинами города, но сохраняют дымчатый колорит. Картины этой серии автор называет «мрачными». Именно их Владимир Шинкарев привез в Москву спустя 10 лет после своего последнего участия в столичной выставке. Рассказывает основатель галереи pop/off/art и куратор экспозиции Сергей Попов.
Сергей Попов: В первую очередь, принципиально, конечно, сам Шинкарев. Потому что это его первая персональная выставка в Москве. И мы думали, какой именно ее сделать. Изначально была идея показать примерно что-то типа того, что у него сейчас идет в Петербурге, то есть взять работы последнего времени. Но мы переформатировали задачу, когда стало понятно, что все-таки московского зрителя надо познакомить с эссенцией его творчества. И эта вечная еще оппозиция «Москва-Петербург». Было принято решение дать какие-то очень выразительные, знаковые работы, которые были бы связаны с Петербургом. Это естественно эта серия, и именно в этой серии была возможность отобрать больше 30 картин, которые бы образовывали какой-то ряд, фриз и говорили бы в то же время самому непосвященному зрителю о качестве работ Шинкарева.
Мы работаем со всей Россией, да и, собственно, со всем миром, потому что у Шинкарева был на протяжении многих лет контракт с одной из крупнейших европейских галерей Бруно Бишофбергера, который естественным образом закончился тем, что Бруно ушел на покой. Ему больше 90 лет. И вот Шинкарев был последним художником, которого его галерея представляла на эксклюзиве. И теперь это перешло к нам, что для нас огромная честь. Будем возвращать Шинкарева миру теперь из России.
RadioBlago: Художник Иван Новиков, который написал большой авторский текст к выставке Владимира Шинкарева, напоминает, как в одном из своих проектов «Всемирная литература» автор использовал цитату из «Преступления и наказания» Достоевского для описания колорита города. «Мелкий, тонкий дождь проницал всю окрестность, поглощая всякий отблеск и всякий оттенок и обращая все в одну дымную, свинцовую, безразличную массу. Давно уже был день, а казалось, все еще не рассвело». По мнению Новикова, это описание вполне можно применить и к «Мрачным картинам» Шинкарева. Сам Владимир Шинкарев предлагает несколько иной взгляд на произведения. Слово Владимиру Шинкареву.
Владимир Шинкарев: «Мрачные картины», конечно, провокационное название, с тем, чтобы всякий человек посмотрел и сказал: «А вовсе они и не мрачные». Может быть, драматичные, может быть, задумчивые, меланхоличные. А некоторые и просто веселые картины. Я так просто называю вот такие незамысловатые, как я говорю, «не парадные» петербургские пейзажи тех мест, которые почти не изменились за последние десятилетия, места, в которых я чаще всего бываю: моя платформа, с которой я езжу на дачу через день, моя улица.
Все равно, что писать. Как Каро говорил, что плох тот художник, который не может всю жизнь писать пейзажи на пространстве 100 квадратных метров, потому что, в сущности, все равно, что изображать, все равно ты изобразишь свое знание о жизни.
RadioBlago: Знание о жизни, изображенное в картине, выразить словами невозможно, считает Владимир Шинкарев. «Для этого и существует такое таинственное и эзотерическое занятие как живопись». По мнению автора, человек не может быть в одно и то же время писателем и художником. Хотя со стороны может показаться, что это как раз сказано про Шинкарева. Еще до онтологии Митьков в конце 70-х годов живописец написал роман «Максим и Федор», который выходил в самиздате и был невероятно популярен. Правда, как признался Владимир Шинкарев, все литературные сочинения он написал в вынужденном отрыве от живописи. Слово Владимиру Шинкареву.
Владимир Шинкарев: Иногда пишу, когда приходит нужда. «Конец Митьков» последний раз написал. Но это уже было лет пять назад. Как я давно уже придумал для себя: разные полушарии мозга ответственны за употребление слов и за пластические образы, и человек задействует либо одно, либо другое. И в те дни, когда я удачно пишу картины, лучше словами не писать и даже интервью не давать, ничего путного не выйдет. И наоборот. Дал удачное интервью, лучше не пиши картины сегодня. Как будто бы кровь приливает к разным полушариям мозга, либо одно, либо другое задействовано. Но это действительно так. Это заметно и по другим пишущим словами художникам – они занимаются либо одним, либо другим, а не одновременно писатель и художник.
Я, например, почти все, что я написал словами, написал в вынужденном отрыве от живописи. Когда работал в котельне или когда работал геологом.
RadioBlago: Владимира Шинкарева подчеркнуто называют «петербургским автором». В 70-е годы он учился на курсах при ленинградском художественно-промышленном училище имени Мухиной и институте имени Репина. Участвовал в неофициальных квартирных выставках, основал легендарную группу «Митьки», новое искусство которых буквально захватило Петербург. В 1999 году в Русском музее прошла персональная выставка Владимира Шинкарева. Вспоминая о своих учителях и прямых предшественниках, он называет художников ленинградской школы авангарда и, в частности, живописцев «Арефьевского круга». Однако насколько уместно в современном художественном контексте разделять художников по городам, мы решили спросить у Сергея Попова и Владимира Шинкарева.
Сергей Попов: В этом есть своя определенная логика, и она была совершенно точно в советское время, потому что это были прямо оппозиционные лагеря или линии, направления. У каждой были свои какие-то эстетические предпочтения, направления. Но сегодня, конечно же, и московские, и петербургские художники воспринимаются просто отечественными, с неким своим бэкграундом. Я могу это привести пример: когда ты объясняешь иностранцу происхождение того или иного художника, питерский он или московский, если он русский, это не так важно. И даже то, что он русский не так важно, на самом деле. Важнее становятся какие-то другие вещи: качественные, пластические, тематические, образные, какие угодно. И, конечно, это деление сохраняется сегодня в каком-то инерционном отношении, потому что понятно, что питерских художников больше знают в Питере. То есть на вопрос о том, кто такой Шинкарев, любой представитель петербургской интеллигенции, скажет, что, понятно, это художник, основатель Митьков, его все знают. А москвич, скорее всего, ничего не ответит на этот вопрос. И это говорит как раз о культурном различии наших двух городов. Поэтому Шинкарева важно было показать в Москве.
Владимир Шинкарев: Разделять можно по-разному. По любому параметру можно. На мужчин и женщин, на художников - писателей, на петербургских и московских. А я разделяю на голову и туловище, - с удивлением сказал палач. (Смеется) Нет, ну конечно, чем-то отличаются.
Принято было у нас в Петербурге считать, что от Москвы ждут концептуализма. И весь мир, и петербургские художники ждали от Москвы концептуализма. А у нас, мол, в Питере, так... (петербуржцы не любят, кстати, слово Питер) гораздо более живописная культура развита, чисто пластическая. Возможно, так оно и есть, да. Справедливо, может быть. Хотя концептуализм, как мы видим, идет на убыль везде, в мире и в Москве.
Это из первичных потребностей человека. Как потребность в пище, сне, так же и потребность в живописи никогда не исчезнет в человеке.
RadioBlago: Название «Мрачные картины» с изображением Санкт-Петербурга можно прочесть и как иронию над московским зрителем, ведь зачастую жители мегаполиса рассказывают о северной столице в подобных красках: серость, тусклость, холод. Автор полотен согласился, что и такое прочтение возможно, но все же подчеркнул, что речь идет не столько о его родном городе, сколько о современности в целом. Слово Владимиру Шинкареву.
Владимир Шинкарев: То есть я как бы победно утверждаю взгляд петербургского художника на мир, так сказать, и противопоставляю его веселому, энергичному московскому взгляду, можно и так сказать. Отчасти это так. Но что значит «случайно - не случайно». Я в основном пишу подобные картины, их много сотен у меня. Тех, которые я называю «мрачные». Так просто называются пейзажи этого формата 60х80. Прошло то время, когда я делал картины такими сериями, как это вообще принято в мире в последнее десятилетие, чтобы все структурировалось жестко, в проекты. И у меня были такие проекты: «Кино», «Всемирная литература», «Великая Китайская стена» и многие другие. А последние выставки я из сопротивления этому тренду не называю никак. Последняя вот сейчас открылась, две недели назад, в Петербурге. Называется просто "Картины последнего времени". И нечего их структурировать в определенное название.
Но, в общем-то, да, действительно, вы правы, есть какое-то победное, сопротивление, только не Москве, а современности. Эта серенькая, пыльная хмарь, вот эта, петербургская, она... я тут сегодня как раз так выразился: «Как будто цвет флага сопротивления современности». Современность она такая яркая, насыщенная цветом, как будто анилиновое какое-то насекомое налипло на теле мира и выпило из него весь цвет. Само налилось таким люминесцентным ярчайшим цветом. И поэтому реальный мир пристойнее изображать сереньким. Ну, не сереньким, но менее ярким, хотя бы. Это резко заметно по моим картинам, конечно. У меня висят вперемешку в мастерской картины. Смотрю на картины моих 80-х и 90-х годов и поражаюсь, какие яркие и насыщенные цвета по сравнению с теперешними.
Ну хотите прямо спросить, неужели вы все таким видите? Но стесняетесь меня обидеть? (смеется) Можно и так рассуждать.
Зачеркнем все, что я сказал ранее и скажем так: в молодости человеку свойственна большая эмоциональность. Вот достаточно посмотреть на нас со стороны: как весело и оживленно вы говорите со мной, как мрачно я бурчу вам в ответ. Для молодости свойственны эмоции, эмоции – это цвет в живописи всегда. И естественно 30 и 40 лет назад у меня были гораздо более яркие картины, потому что я был гораздо более эмоциональным человеком. Сейчас у меня мироощущение – преобладают не эмоции, а что-то другое. Просто клубится какое-то знание о жизни там, рассуждение, логика, печаль какая-то. Это гораздо менее окрашено в цвет, нежели эмоции молодости. Это необязательно называть меланхолией. Это спокойное созерцание, может быть, в такой же степени, как меланхолия.
RadioBlago: Помимо аккуратных сдержанных красок, в которых, по мнению автора, теперь прилично изображать действительность, у нынешнего времени есть и другие приметы. Особенно если речь идет о современном художественном процессе и роли живописи в нем.
Владимир Шинкарев: Если немножко по-митьковски говорить, как бы сказал Митя Шагин, мой прежний товарищ, такое ощущение, что живописцы в окопах пересидели некоторое время, что случилось лет 20 назад, когда живопись казалась чем-то совсем уже старомодным, архаичным. Только какие-то Ваньки в деревнях, в ватниках могли живописью заниматься, а подлинному художнику уже смешно было кисточкой вазюкать по холсту. Но это время уже прошло и даже немножко подзабылось. Теперь живопись снова в тренде. Мы видим, что ведущие живописцы во всем мире, Люк Тюйманс, Питер Дойг, Марлен Дюма, они занимаются живописью, ни чем-нибудь другим. Но я на это как-то особого внимания не обратил, а спокойно занимался живописью для самоудовлетворения.
Естественно, для разных художников очень по-разному… Если говорить о Митьках, это было большое концептуальное произведение, которое включало в себя многие разновидности искусств. И живопись была далеко не главной составляющей. Это в целом был такой хэппиненг, как бы, одной из деталей которого была живопись, музыка, кино – все что угодно.
Для многих очень хороших художников пластическая составляющая (для Бойса, например,) вообще идет побоку по сравнению с концептуальной, и ничего! Что ж там! Что же протестовать против них и объявлять как бы плохими пластическими артистами на этом основании? Нет, просто действует человек на стыке искусств.
Нужно судить его по тем законам, которые он как бы сам изобрел для себя и считает обязательными, а не по тем, которые ты считаешь обязательными для любого художника.
Так вот это самое лучшее: эзотерическое составляющее живописи – это и есть сердцевина пластического искусства. Все остальное, может быть, на мой-то вкус, несколько ниже по жанру.
RadioBlago: Так сложилось, что Владимир Шинкарев застал совершенно разные периоды творческой свободы – советские годы, перестроечные и новейшее время. На вопрос о том, как повлияли открывшиеся просторы для творчества на современное искусство и самих живописцев, Владимир Шинкарев ответил метафорой. Правда, уточнил, что это не окончательная характеристика времени, а лишь одно из возможных толкований. Рассказывает Владимир Шинкарев.
Владимир Шинкарев: У Канта есть такой образ: голубь летит по воздуху и жалуется, что свободы мало, воздух потому что оказывает сильное сопротивление его крыльям, и он не может развернуться в полную мощь и полететь быстрее. И вот он попадает в безвоздушное пространство, где ничто не оказывает ему сопротивления и оказывается, что он вообще бессильно повисает в воздухе и не может сдвинуться на сантиметр. Потому что ему не от чего отталкиваться.
Не слишком ли много свободы? Каждый человек себя ограничивает в своей свободе. И есть развитие человека – ограничение. Безграничная свобода – это полный хаос, это ничто.
RadioBlago: В одном из интервью Владимир Шинкарев рассказывал, что пишет картины под кинофильмы – знакомые и любимые ленты 50-х-70-х годов, режиссеров Феллини, Бергмана, Данелия и других мастеров. Что же касается живописных авторов, то за годы жизни предпочтения нашего собеседника неоднократно менялись, но затем вновь возвращались на круги своя. Слово Владимиру Шинкареву.
Владимир Шинкарев: Художнику на протяжении жизни свойственно влюбляться в разных художников. Разным периодам жизни соответствует любовь к разным людям, а бывает, что напрочь разлюбишь какого-нибудь художника, даже возненавидишь его, а потом придет вторая волна его понимания на новом более глубоком уровне.
Брака так я несколько раз влюблялся и разлюблял, каталонскую, романскую живопись ХII века. Да что перечислять! Это свойственно мне. Но это свойственно и каждому человеку, свой набор вот влюбленностей и неприятия. Но Арефьев, художники Арефьевского круга – непосредственные учителя, конечно. Просто конкретно вот по жизни следуем и даже волей-неволей перенимаем повадки жизненные, похожими делаемся даже, внешне, может быть... Но я говорю «мы», как будто нас много таких, как я (смеется).
RadioBlago: На вопрос о современных молодых художниках Владимир Шинкарев отвечает, что есть множество картин, которые ему нравятся, но не за кем из авторов он специально не следит. Сам тоже не стремиться преподавать, потому что не считает это своим призванием и предпочитает, чтобы его не называли учителем. Слово Владимиру Шинкареву.
Владимир Шинкарев: Нет, я не преподаю лично.
Есть люди, которые прямо и называют меня даже учителем своим, как-то мне не хочется так считать, почему-то.
В явлении, которое близко мне, я легче вижу недостатки. Правда ведь? В чем-то совершенно чужеродном я могу только покачать головой: «А, вон оно как». А то, что близко мне, сразу бросается в глаза, что то, что надо обязательно исправить, а не исправлено. Ну, вот так вот я могу...
Нет, я по жизни не учитель, все-таки. Увы. Но это отдельный талант. Отдельный от живописи. Были великие учителя, которые сами не являлись прославленными живописцами, как у нас Школа Синдлина такая есть в Петербурге.
RadioBlago: Владимир Шинкарев вскользь упомянул, что отдельные произведения современных авторов ему нравятся, но к себе в дом он бы эти картины не повесил. Какие холсты были отобраны Владимиром Шинкаревым, чтобы заполнить его личное пространство, живописец рассказал нашим слушателям. Рассказывает Владимир Шинкарев.
Владимир Шинкарев: Множество картин. Ну, конечно, любимых моих, вот Арефьевского круга, из молодых вот (но я не знаю, не пустые ли это имена, наши живописцы петербургские для вас вот), Ира Васильева, вы знаете такую художницу? Вряд ли, наверное. Отец Иоанн Сотников, из великих художников. Ну, товарищи по группе Митьки, конечно, Яшки, в первую очередь, конечно. Люблю я Швецова, Дашевского. Висят у меня картины Мигеля Барсело, из западных.
Да я больше всего, что вижу в этом мире, больше всего люблю куски холста в той или иной манере закрашенные краской. Но действительно, это самое лучшее, что я вижу. Если я путешествую куда-то, естественно, за тем, чтобы посмотреть картины, которые из этого города не вывозят.
Но свои картины, конечно, авторам больше нравятся, как правило. Художник и есть коллекционер своих картин, прежде всего.
Коллекционеры — конкуренты мне, неохотно их пускаю в мастерскую, стараюсь спрятать хорошие картины от них.
Нет, а какие петербургские традиции искусства? Мои самые любимые художники не хотели отдавать на выставки картины, не хотели с ними расставаться на некоторое время даже.
RadioBlago: Владимир Шинкарев и его товарищи по группе Митьки создавали искусство и устраивали свою жизнь в условиях отсутствия рынка и спроса на неофициальные художественные произведения. Наш собеседник неслучайно упомянул и про вынужденную ссылку в котельню, и про работу геолога. Что изменилось, на его взгляд, вместе с появлением большого количества галерей, коллекционеров и спроса на предметы искусства, Владимир Шинкарев рассказал нашей программе.
Владимир Шинкарев: Это и помогает, и мешает. Все неоднозначно. Естественно, можно сказать, что мы были свободны и счастливы. Мы делали картины для себя и друг для друга. Что еще нужно человеку? Денег на жизнь было достаточно. Столько, сколько ты заработаешь в своей котельне. Что еще надо-то? Мой любимый художник Рихард Васми вообще не продавал картины, даже тогда, когда ему предлагали все годы, потому что говорил, что все равно же на квартиру не заработаю, а зачем же тогда расставаться с картинами? Сейчас совсем другое положение. Его не сравнить с тем.
Бросается в глаза, что если художник хочет заработать на квартиру, он делается обусловлен этим желанием. Значит, он должен быть в востребованном тренде, прежде всего. В иных случаях это означает наступить на горло своей песне и вопреки своему желанию делать востребованное искусство. Но это отчасти поверхностный взгляд на вещи. Часто это, действительно, серьезно очень губит художника.
К счастью, я лично не очень заинтересован в продаже картин. Как я уже сказал, коллекционеров пускаю неохотно, стараюсь коллекционировать свои картины. Но меня нельзя брать за образец, потому что живопись относится к неприятным профессиям, крайне, в смысле заработка денег. Многие, то есть все творческие профессии таковы, где победитель получает все. То есть вот допустим, если там миллион булочников изготовляют булки, то они будут примерно одинаково у всех стоить... Не в сотню раз будет разница стоимости одной и той же булки у разного булочника. В то же время как у художника мы видим, картина может стоить десятки миллионов условных единиц, и примерно такое же произведение, изготовленное другим художником, может не стоить ничего. Один какой-нибудь Брюс Уилис получает за съемки фильма сто миллионов долларов, а другой хороший артист в массовке не может сняться. Правильно? Победитель получает все в области пластических искусств. Поэтому, конечно, тяжелая профессия.
RadioBlago: Владимира Шинкарева называют «мэтром», «мастером» и даже «живым классиком». Последнее определение, кстати, ему совсем не по вкусу. По словам Владимира Шинкарева, похвала и одобрение необходимы автору лишь в начале творческого пути, а когда за плечами уже целая жизнь, то все представляется иначе.
Владимир Шинкарев: Разве может нормальному человеку нравится, когда его называют «живым классиком»? Живым – ладно. Но классиком? Только иронически он может стерпеть это. Да вообще разве нормально, чтобы художник любил, чтобы его захваливали? Быть довольным собой для художника это значит остановится и закончить свой творческий путь, и уйти на заслуженную пенсию. Правда?
У Козьмы Пруткова сказано: «Одобрение так же необходимо художнику, как канифоль игре на скрипке» – если не ошибаюсь. Естественно, в начале своего творческого пути, скажем высокопарно, каждый человек нуждается хоть в малейших признаках того, что это нужно не только ему, но еще и кому-либо. Но когда этим занимаешься всю жизнь неустанно, 50 лет, то как-то уже глупо было бы искать постоянных подтверждений, что я тем делом занимаюсь, что мне Богом предназначено. Я делаю и делаю свое дело, терплю похвалы иногда, терплю иногда порицания, но они нисколько не влияют на то, что делать мне, так или иначе.
Можно так сказать: в своем творчестве каждый художник просто объявляет то, что он узнал о жизни. С каждым годом опыт его нарастает и ему, может быть, есть все больше, что объяснить человечеству. Главная его задача – адекватно отобразить свое знание об этом мире. Вот и все.
RadioBlago: Работы Владимира Шинкарева находятся в собраниях Третьяковской галереи, Эрмитажа, Русского музея, Музея Органической Культуры, Музея Виктории и Альберта в Лондоне, а также в многочисленных частных собраниях. Выставка «Мрачные картины» продлится до 17 апреля в галерее pop/off/art на территории Центра современного искусства Винзавод по адресу: Москва, 4-й Сыромятнический переулок, 1 строение 6. На этом программа «Время культуры» подошла к концу! До встречи в выставочном зале
