Сегодня мы продолжаем программу, посвященную дискуссии на тему «Постколониальное состояние и деколониальный выбор: эстетические аспекты деколониальной мысли». Встреча состоялась в рамках Философского клуба на #Винзаводе в Москве. Первую часть лекции Мадины Тлостановой можно прочитать и послушать на странице "Лекция Мадины Тлостановой".
Напомним, обсуждение эстетических аспектов деколониальной мысли строилось вокруг лекции Мадины Тлостановой, доктора филологических наук, профессора постколониального феминизма отделения гендерных исследований Университета Линчёпинга в Швеции. Содержание выступления ученого вы могли слышать в одной из наших прошлых программ.
В качестве примеров того, как современные художники реализуют деколониальный выбор в своем искусстве сегодня, Мадина Тлостанова показала собравшимся на лекцию несколько видео-сюжетов о прошедших акциях и перфомансах. Это были работы художников со всего мира, которые принимали участие в Летней деколониальной школе в Нидерландах. Подробнее об этом речь шла в первой части лекции и в нашей прошлой программе.
Прежде чем начать демонстрацию выступлений акционистов, Мадина Тлостанова упомянула об еще одной важной особенности деколониальной мысли.
Мадина Тлостанова: Деколониальный поворот вроде бы возникает в Латинской Америке поначалу, ведет свое исчисление с XVI века. То есть, почему? Потому что это время открытия Америк, начала атлантических маршрутов, обогащения первых империй современности. Это замечательно и прекрасно. Но интересно, что за последние годы, когда деколониальный поворот перекочевал в другие пространства, возникли другие теории. Вот буквально несколько месяцев назад мне прислали очень интересную книгу, я буду писать на нее рецензию. Это книга Бенедикта Калнаша, ученого из Латвии, который, как ни странно, разделяет деколониальные взгляды, что очень нетипично вообще для латвийских ученых. Вот он написал такую книгу о латвийской драматургии ХХ века с такой позиции. Но он говорит, что у нас было по-другому. Поскольку у нас не было Колумба, открытия Америки. У нас было другое — Тевтонские рыцари немецкие, которые пришли в XIII веке, насильно нас колонизировали, превратили нас в полурабов-полукрепостных, заставили принять христианство и так далее. И в результате этого возникает вторичная европеизация, возникает вот этот вот опять-таки комплекс неполноценности к реализации, возникает ощущение, что они не вполне люди и так далее, с чем очень долго борется вся прибалтийская вот эта общественность до сих пор. И мне показалось это очень интересным, что человек, во-первых, не боится об этом писать в сегодняшнем политическом контексте, а во-вторых, он занят такой вот саморефлексией, какой-то самокритикой, при этом анализ самой драматургии, который он приводит, очень интересный и очень убедительный. Именно с помощью каких-то деколониальных категорий. Так что, видите, здесь все достаточно подвижно. И если мы будем говорить о нашем пространстве, постсоветском и, вообще, шире, евразийском пространстве, то здесь придется провести некую коррекцию. И многие даты будут другие, и многие особенности будут другие. Например, я больше работаю с категорией имперского различия, чем колониального. Потому что в этом смысле Россия – это очень уникальная такая территория, как империя. И в постимперском состоянии обладает какими-то вещами, которые мы не найдем во Франции и Великобритании, которые создают удвоение очень многих дискурсов, комплексов и каких-то защитных реакций.
RadioBlago: В качестве примера того, какими могут быть работы художников в русле деколониального выбора, предлагаем вашему вниманию рассказ Мадины Тлостановой об одной из таких проектов.
Мадина Тлостанова: Регина Хосе Галинда, гватемальская художница, которая все время работает с телом, насилием, с гранью между жизнью и смертью, очень хрупкой. С телом как с картой насилия пересечения каких-то граней приличия, дозволенного обществом. Вот, как я уже говорила, ее часто закапывают, помещают в гроб, хоронят заживо, она пускает себе кровь публично, сбривает все волосы. То есть, такой акционизм, который всегда носит определенный политический характер, связанный с историей ее страны. Но я о другой ее работе хочу вам сказать, а потом я вам покажу очень коротенький отрывок. Это работа, которая называется Looting в английском переводе. Термин, которым обозначают разграбление богатств обычно. И когда говорят о разграблении богатств и помещении их потом в европейские музеи, в кунсткамеры, антропологические музеи, музеи истории, вот это тоже обозначают словом Looting, и очень часто всякие деколониальные движения связаны с тем, что они требуют вернуть это наследие из музеев европейских, куда оно было помещено, после того как похищено, обратно в свой контекст. Но она сделала очень странный проект, связанный опять-таки с телом, очень выразительный. В Гватемале она пошла к своему дантисту и попросила из чистого гватемальского золота сделать ей восемь огромных пломб, которые поставили в рот. Потом она приехала в Европу, пошла (по-моему в Берлине) к другому дантисту, он эти пломбы выковырял и поставил современные светоотверждаемые пломбы, а восемь таких золотых пломб стал такими скульптурами, которые олицетворяют вот этот момент похищения каких-то культурных ценностей. И не только культурных, потому что золото было, действительно, тем металлом, который добывался, как и серебро, в Латинской Америке. И, собственно, из этого составились первые состояния испанской империи. На этом были они сделаны. То есть вот такой проект, связанный с телом, как я уже сказала, она с этим часто работает.
RadioBlago: Во второй части встречи на Винзаводе к спикеру присоединилась модератор дискуссии Татьяна Волкова. Она – куратор, основатель и член рабочей группы международного фестиваля активистского искусства «МедиаУдар». Татьяна Волкова является магистром факультета менеджмента в сфере культуры Московской высшей школы социальных и экономических наук и резидентом программы «Международная студия и кураторская программа» в городе Нью-Йорк. Задавая вопросы, модератор в том числе ссылалась на прошлогоднее выступление Мадины Тлостановой в рамках фестиваля «МедиаУдар». По итогам той лекции была подготовлена статья, которую в скором времени можно будет увидеть в сборнике текстов «МедиаУдар. Активистское искусство сегодня. Том 2».
Татьяна Волкова: Действительно, если говорить об интерсекциональном подходе, который был выработан внутри деколониального феминизма, то, о чем говорит Мадина в этой лекции и статье, которую мы опубликуем, стрелки дискриминации указывают на колониальную женщину, то есть именно колониальная женщина становится такой крайней точкой. Вообще, в теории пересечения дискриминации, это интерсекциональность. И Мадина в своей лекции и статье рассказывает, что дискурс такого официального феминизма, непроницаемая стена между ним и вот этим деколониальным феминизмом, черным. Черный феминизм или феминизм стран Третьего мира, который появился тоже, видимо, на волне деколониальной опции. И речь идет о том, что многие категории и инструменты, которыми пользуется, например, западный феминизм, он как раз не работает для стран колониальных. То, о чем сегодня уже говорила Мадина, о чем было сегодня в лекции. О проблематизации и постановки вопроса вообще о категориях, инструментах анализа. Там был такой пример, что вообще категория гендера, являющаяся центральной в феминизме, равенства полов, она для многих стран Африки и Азии была не рабочей до того, как появилась колонизация, потому что это были матриархальные по сути своей культуры без вот этой гендерной бинарной оппозиции. И вот эти оппозиции были привнесены колониальной цивилизацией, и уже сейчас навязывает и работа с ними, вслед за ними, хотя это опять же не в природе этих культур, не свойственно им. И Мадина тоже рассказывала и о китайском феминизме, который тоже активно сопротивляется вот этой западной парадигме, которая тоже пыталась их как-то нормализовать, объяснить им, как им надо бороться и за что. Может быть, вы как-то прокомментируете? Мне показалось важным поднять эту тему, потому что опять же мне показалось интересным, что те работы, которые вы показывали, это были работы художниц.
RadioBlago: Мадина Тлостанова рассказала об одной из своих недавних работ, результаты которой привели ее к выводу, что разделение по гендерному признаку в восприятии постколониального состояния, действительно, существует. И, как было сказано в рамках лекции, мужчины (исследователи и художники) чаще опираются на такое чувство как ярость и вслед за этим опустошение. Тогда как женщины (акционистки и исследовательницы) стараются найти варианты преображения и преодоления.
Мадина Тлостанова: Да, женские варианты, они, безусловно, интереснее. И хорошо, что Вы сегодня, Таня, об этом вспомнили. Потому что со стороны не белого, не западного феминизма идет постоянная попытка отрицать вот это навязывание какой-то одной правильной линии. Причем интересно, они противостоят и постколониальным исследованиям, или деколониальным мужским вариантам, потому что там очень много непонимания есть. Но они противостоят, конечно, и западному феминизму тоже, который тоже многого в их опыте не видит. То есть получается вот эта само-интерсекциональность в чистом виде, во всем, в том числе и в методологии. Вот я сегодня буквально утром перечитывала книгу замечательной тоже такой не западной феминистки, которая считается одним из столпов постколониального феминизма. Ее зовут Ума Нараян. Она из Индии родом, но живет сейчас в Америке и профессор философии в одном из американских колледжей. И вот ее одна из известных работ начала 90-х годов, она тоже об этом. Она говорит, что когда мы пытаемся практиковать феминизм, то мы слышим и от западных наших коллег, и от наших людей, в нашей семье собственной или от тех, кто окружает меня в Индии, что «это западное влияние», что это «потому что меня учили на западе и вот теперь я стала феминисткой». А на самом деле, это не правда. Потому что внутри индийского общества было это противостояние, но разворачивалось иначе, у него была своя траектория, которая потом была забыта. И она даже приводит в пример свою семью. И говорит: «Моя мать была феминисткой, хоть она и не понимала, что это значит, но она практиковала это своей жизнью». И моя бабушка была такой же. То есть очень интересные такие вот вещи. И конечно китайцы. Китайцы очень яркий пример, потому что на них был навешан ярлык, на китайских женщин на западе. Они либо как жертвы воспринимались, отсталые жертвы, бедные несчастные, и вот надо поехать и их освободить. Как у нас в ранний советский период пытались освободить женщин Востока, паранджу скинуть и так далее. Второй вариант — когда они немножко что-то узнали на западе о китайском феминизме и когда возник вот этот леваческий интерес к социализму, то, что, вообще, в основном западные феминистки пост-марксистские. Во всяком случае, многие из них проходили через этого когда-то. Естественно, им близок вот этот китайский опыт в силу вот этого социалистического опыта. И они наоборот стараются теперь очень многие его идеализировать, сказать, что вот «у вас все это было, все было здорово и прекрасно, и вот вы были первые, кто шел к освобождению», что тоже искажение в какой-то мере. Потому что, конечно, мы с вами согласимся с тем, что при социализме, даже в такой форме в какой он был у нас, женщины, да, получили какие-то вещи, которых безусловно не было на западе. И поэтому нам до сих пор смешно, когда западные феминистки говорят, что они борются за какие-то профессии, которые бы им разрешили. У нас женщины были крановщицами, укладчицами асфальта, пилотами и кем хотите, и очень давно. Поэтому это не актуально у нас. Наоборот даже есть реакция отторжения «я не хочу укладывать асфальт, хочу что-то другое делать». А с другой стороны, конечно, это было показное. Потому что очень многие вещи существовали на бумаге, а в реальности женщины играли просто роль, репрезентировали себя самих в каких-то органах власти, но это ничего не означало. Они не имели доступа к области принятия решения. Поэтому китаянки очень хорошо это поняли и почувствовали, они пытаются сказать, что не надо нам навязывать ни позитивных, ни негативных стереотипов. Мы хотим восстановить и рассказать вам свою историю, которая была. И вот мне кажется, что очень важно это сделать, например, и в наших пространствах. То есть мне иногда приходится говорить с феминистками на Кавказе, в центральной Азии. И очень мало там попыток, действительно. Они есть. Но их мало, потому что, в основном, это попытка следовать феминизму как тому, что пришло с Запада, с развалом Советского союза, чем они были индоктринированны. Что в какой-то мере понятно, потому что все гендерные центры были открыты так именно. На западные деньги в 1990-е годы. И отсюда пришло все вот это «забудьте всю прежнюю историю и начните с чистого листа, мы вас сейчас научим, какой должен быть феминизм». Это очень плохо. Мне кажется, сейчас в какой-то мере идет рефлексия критическая, и, может быть, во что-то это выльется в ближайшее время.
RadioBlago: Осенью прошлого года на фестивале «МедиаУдар» в Москве Мадина Тлостанова выступала модератором деколониальной секции. В рамках этой работы шло обсуждение того, что значит быть человеком сегодня и как связана фигура художника и глобальная колониальность. Затрагивая подобные темы, нельзя было не сказать о такой теории как «интерсекциональность». Как раз об этом был следующий вопрос Татьяны Волковой на Винзаводе.
Татьяна Волкова: В конце вашего выступления, которое теперь статья, в прошлом году, вы говорите, что критика интерсекциональной этой теории (то, о чем вы сегодня уже говорили) такая тупиковая, то есть, она фиксирует определенную дискриминацию и создает комплекс неполноценности, вводит людей в озлобление и ощущение вот этой тупиковой ветви. И что нужно акцент сместить с описания и фиксации на некий поиск пересечений в опыте вот в этом и позитивный ре-экзистенцию, как вы сегодня говорили. Что нужен некий подвижный дискурс, а не вот эта интерсекциональность как некая академическая тоже studies, которая просто фиксирует реальность, но не предлагает никакого выхода из нее.
RadioBlago: Для пояснения понятия нашим слушателям обратимся к статье Мадины Тлостановой в электронном журнале «Гефтер» от 23 сентября 2015 года. Ученый пишет: «интерсекциональность или пересечение и взаимодействие различных форм дискриминации берет начало в так называемом радикальном черном феминизме определенной точки зрения. Но со временем [она] превратилась в свою размытую и деполитизированную копию в современном европейском феминизме. Интерсекциональность утратила или отодвинула на второй план свою локальную привязку, свою укоренённость в конкретной локальной истории, свою связь с каким-либо пространством. Сегодня интерсекциональность все явственнее обретает черты принадлежности к некой смутной общей глобальной транснациональной феминистской культуре».
Мадина Тлостанова: Дело в том, что, может быть, не все знают в аудитории, что сам этот термин и понятие «интерсекциональности» и было связано с опытом не западных женщин. Потому что оно было сформулировано афроамериканской исследовательницей Кимберли Креншоу и рядом других. Просто она была наиболее известна, и ее статья, написанная еще в 80-х годах прошлого века, была таким ярким примером, хотя были и другие. Была еще замечательная книжка, которая очень характерное название носила «Все женщины — белые, все черные — мужчины». То есть вот интересный такой... Здесь уже в зародыше находится вся эта проблематика. Что общество и вся эта социология и любая другая критическая теория не видит этой сложности, этих пересечений, динамичности опыта в том числе и опыта отрицания и отторжения. То есть видит, допустим, если это афроамериканцы, то это по определению всегда мужчины, либо если видит женщину, это женские проблемы, то это всегда белая феминистка. А то, что это может быть афроамериканка, да еще и, условно говоря, нетрадиционной сексуальной ориентации, как у нас принято говорить, то это уже как бы выпадает. Это совершенно сложно для понимания науки. Именно поэтому эта категория и была сформулирована. Но очень быстро ее стали ругать за то, что интерсекциональность фиксирует эту виктимность, что она не динамична, что она просто вот констатирует факт, что она описательна, что в ней нет инструментария для борьбы. Это кстати не всегда было справедливо. Потому что я сейчас перечитываю многие эти афроамериканские феминистские работы, написанные 30 лет назад. Есть там все, просто зависит от оптики, понимаете? Смотря как читать. И потом они, конечно, не претендовали на универсальность. Они формулировали это для своего опыта и своей ситуации, и для нее это работает. А вот потом произошла опасная вещь, на мой взгляд, потому что интерсекциональность была присвоена западным феминизмом. И особенно явно это произошло в Европе. Там, где я сейчас работаю, одна из кафедр, где тоже интерсекциональность, межсекциональность стоит в центре внимания. И все, что мы делаем, всегда содержит это слово. И меня уже тошнит от него иногда, потому что я понимаю, что оно абсолютно пустой оболочкой стало. И вот сейчас даже осенью буду делать конференцию, где мы будем специально этим заниматься, проблематизировать и возвращать какие-то смыслы, утраченные интерсекциональности, именно с точки зрения нашей оптики не западного феминизма. Потому что все это, понимаете, вырождается в такое стремление сказать, что мы все дружим, у нас есть какие-то пересечения опыта. И давайте сделаем какой-то замечательный всевключающий транснациональный феминизм, где все найдут что-то интересное для себя. Что может быть замечательно, но не работает, потому что вся эта властная иерархия сохраняется все равно. И вот европейские феминистки белые, они в определенной мере после 1960-х годов, разочаровавшись в марксизме, отыграв его, нашли для себя на не западных пространствах такие вещи, как интерсекциональность. И стали об этом писать, но со своей колокольни, конечно. И не видя там вот этой конкретики, не видя локальных историй, например, рабства, что было важно для афроамериканок. Огромное количество на эту тему книг написано. Но что меня больше всего разочаровало в последние 2-3 года, то это то, что даже те, кто начинали интерсекциональность, сами афроамериканки, они тоже купились на эту вещь. Что надо сделать из нее studies, надо сделать дисциплину. Недавно был спецвыпуск журнала, феминистского очень крутого, где вот шла речь о том, что надо в это intersectional studies сделать отдельное исследование, и сделать кафедры, какие-то магистерские программы. Собственно, у нас и есть. У нас называется программа Intersectionality and Change. Я собираюсь подкоп под все это подвести, как-то это все разрушить изнутри, и объяснить студентам, в чем здесь проблема со словом Change и Intersectionality. То есть все зависит от людей, конечно. От того, кто этим занимается, и как это все преподаете, очень многое можно проблематизировать и нужно.
Да, к сожалению, такая опасность есть, такой институализации, превращения во что-то застывшее, набор качеств. Мне это очень не нравится. И я будучи еще аутсайдером в европейской этой академии, я за всем этим наблюдаю со стороны. То есть там тоже есть какая-то своя иерархия, особенно в таких маленьких странах, как, допустим, Швеция. Там можно по пальцам сосчитать вообще количество феминисток, которые бы занимались не западным феминизмом, потому что их там пять человек. И они, естественно, «сидят» на определенных темах. И защищают свою территорию. И поэтому там очень трудно какое-то критическое высказывание сделать так, чтобы это вписалось в этот контекст. И поэтому, может быть, мне тоже нравится деколониальный подход, потому что мы никуда не вписываемся. Мы говорим: «Вы не хотите нас впускать, ну и не надо. Мы альтернативную какую-то генеалогию выстроим вокруг, по ту сторону». И это, наверное, единственно правильный какой-то вариант на сегодняшний день. Потому что, как только мы выстраиваемся в институализацию, как только мы пытаемся там с кем-то соперничать и конкурировать, мы становимся жертвами модерности и одновременно ее проводниками. Потому что вся модерность, вся ее философия построена на агонистики, на принципе агона. Агонистика, то есть соревновательности. И это смертельный принцип, который привел к тому состоянию мира, который мы сейчас видим. То есть это очень такое... мне кажется, ведет к уничтожению и человека, и человечества, и мира в том виде, в каком мы его знаем. Так что, да, интерсекциональност - это важно.
RadioBlago: Завершая разговор, Татьяна Волкова рассказала реальную историю, которая произошла в Америке и теперь служит примером или метафорой для любого сообщества людей с различными взглядами и представлениями о жизни.
Татьяна Волкова: У меня последний вопрос, даже не вопрос, наверное, а байка про черную одноногую женщину из Оклахомы, знаете эту историю?
После Occupy Wall Street и всех этих процессов собрались деколониальные как раз феминистки и решили создать такую группу в Твиттере вот совсем для всех, чтобы совсем в ней не было дискриминированных групп. Позвать туда и афроамериканок, и всех. И вот они собирались в Нью Йорке, но они создали группу в Твиттере, чтобы это всем было доступно, а не только людям из Нью Йорка, но из любой точки мира, из каких-то регионов и так далее. Они создали какую-то платформу, идеологию, уже не помню подробностей. Но кончилось все тем, что через два месяца появилась возмущенная черная одноногая женщина из Оклахомы, которая сказала, что у нее нет интернета и ее права дискриминируются очень сильно этой группой. И теперь такая байка ходит. Это реальная история, ставшая метафорой того, что как ты не пытаешься создать некую горизонтальную платформу, в которой будут учитываться права всех, и никаких не будет иерархий, и все виды дискриминации и исключения будут учтены... Это мне, как человеку, который много лет занимается фестивалем «МедиаУдар» как горизонтальной платформой, мне это очень близко. Как ты ни пытаешься выстроить пространство, чтобы оно не исключало никого, все равно само включение кого-то является исключением кого-то. И сейчас мы готовим новый фестиваль, и у меня уже вот это начинается: «Если эти будут участвовать, то мы не будем участвовать». Вот как вы это прокомментируете? Насколько вообще возможно такое комьюнити, платформа, studies, option, где все-таки все нюансы будут учтены.
RadioBlago: В ответ Мадина Тлостанова заметила, что как раз организаторам фестиваля «МедиаУдар» из года в год каким-то образом удается преодолеть подобное препятствие и собирать на одной площадке представителей всевозможных течений и направлений в современном акционистском искусстве. Однако все-таки, по мнению исследовательницы, создать пространство вообще для всех невозможно.
Мадина Тлостанова: Деколониальная опция в этом смысле выбирает только тех, кто сам ее выбирает. Она не претендует на то, что будет репрезентировать всех униженных и оскорбленных. Нравится вам, вы выбираете, близко вам, мы вас примем, а сами мы не хотим ничего навязывать. Хотя, вот точно также как на вашем фестивале, там также возникают вот эти вот внутренние трении, потому что люди есть люди. Нет же ангелов среди нас. Мы все имеем свои преференции. Вот даже на этой летней школе возникло. Потому что для Марии Лугонес, с ее феминистской и трансгендерной оптикой, там присутствовал момент некой дискриминации, хотя это было не намерено сделано. Просто, они не понимают. Если там сидит Миньоло, ему не понятно это. Потому что это итальянский эмигрант из Аргентины, которого называют ordinary black, потому что он белый человек, но поскольку занимается этой проблематикой, его приемлют и не западные люди. Но это совсем другая позиция. Нежели у Лугонес, которая женщина и на половину индейского, америнского происхождения и которая сделала хорошую карьеру философа в Америке, но чего ей это стоило! То есть почему она выступает за это «путешествие по мирам других людей с любовью», потому что ей важно было противопоставить эту позицию индивидуализму. Она училась в аспирантуре и потом начала свою карьеру в штатах, когда в феминизме господствовал идеал индивидуализма во всем. И это было нормой. И вдруг она приходит и понимает, что, если она будет пытаться это разделить, она будет вообще одна и никому не нужна, и она не сможет с этим миром бороться. И поэтому для нее с самого начала важен идеал коммунитарности, важно вот это сообщество горизонтальное, как вы говорите, то есть важно что-то другое. И для нее это важно даже сейчас. Потому что это для меня было удивительно. Она очень известный ученый, сейчас ее везде приглашают, в прошлом году ей даже дали какую-то премию как женщине года в области философии в Америке, что опять-таки для нее очень важно, так сказать, с ее историей. Но когда я сказала, что для меня вот этот поворот начался с ее работ, которые я случайно нашла в библиотеке иностранной литературы в Москве 25 лет назад. Она плакала. Понимаете, это вот для того, чтобы показать степень чувствительности разную. Вот это отношение ко всему. И это очень трудно учесть, безусловно. И конечно, даже в рамках деколониального поворота я наблюдала много нечувствительности.
Я помню, несколько раз уже рассказывала эту историю, когда я привезла в первый раз в Москву Миньоло, у меня был шок. Потому что я читала его работы, мне они очень нравились, они мне и сейчас нравятся, я его цитирую, мы с ним очень много писали вместе, писали книгу, много статей. Потом перестали, потому что мы все больше расходимся с ним политически. Но, понимаете, меня удивило, что опять-таки как в случае с Левинасом, для него индейцы были в области интереса, и там его интересовала вот эта чувствительность, а в нашей стране он этого не чувствовал, потому что он не знал эту историю. Она была ему не интересна. И я обвиняла его в расизме, говорила, что он вообще ведет себя неправильно. А потом я поняла, что просто все люди имеют свои ограничения. То есть это определенная локальная история, которую он прослеживает. Это для него важно. И тогда мне пришло в голову, что нужно написать эту историю, которую он не понимает. И нужно писать по-другому. И то, что делает Бенедикт Калнаш в Латвии, и кто-то еще. В итоге получается, что мы пересекаемся с деколониальным поворотом в определенных категориях, но не во всем безусловно. И вот, как я говорю, сейчас мы все больше расходимся. Потому что современная политическая ситуация в мире, она, на мой взгляд, не предполагает таких однозначных черно-белых оценок, которые предлагают вот эти отцы основатели. Потому что они во многом выросли из Валленштейна, марксистской школы, причем такой очень ортодоксальной, и поэтому они очень многих нюансов вот этих вот не видят. Не знаю, мне кажется, что здесь даже надо не к теоретикам обратиться, а к этим самым социальным движениям, которые есть. Вот для меня это интересней. Вы говорили про движение Occupy, вот эту байку про женщину. Вот это было бы для меня интересно, послушать их. И как-то вместе с ними исследовать какие-то проблемы, которые им важны. В частности, вот сейчас я начала работать вплотную с одним таким движением в латинской Америке. Это движение крестьянское, женское и которое занимается борьбой с транснациональными крупными корпорациями, которые насаждают, там сою, например, сажают трансгендерную, генномодифицированную. Вот это все делают. И соответственно очень интересное движение, которое с одной стороны экологическое, с другой феминистское, с третьей стороны оно, конечно, связано с космологией коренных народов. И вот у них неожиданно возникают какие-то понятия, понятийные метафоры, которые для меня важнее и интереснее, потому что они идут снизу, из какого-то непосредственного жизненного опыта этих людей и борьбы, которая, часто бывает, оказывается очень успешной. Несмотря на то, что вроде бы у них нет прав, сил и так далее. В Индии такие движения тоже очень и очень мощные. Не знаю, знакомы вы или нет. Такая очень интересная исследовательница индийская Вандана Шива, которая микробиолог и вот одновременно феминистка, активистка. У нее есть такая книга, очень хорошая, называется «Демократия земли». Но земля имеется ввиду не как планета, а в каком-то древнеиндийском смысле. Она это пытается объяснить. То есть земля как место, в котором живут существа определенного порядка. Не только люди, а допустим, какие-то еще другие существа, включая там деревья, животных, вот такой вот очень интересный взгляд. Но при этом вот говорю, ученый, микробиолог, очень интересное тоже у нее движение за биоразнообразие, за сохранение биоразнообразия и так далее. Вот мне вот это как-то интереснее даже, чем какое-то голое теоретизирование. И собираюсь этим заняться в Швеции, потому что там тоже есть такие движения.
RadioBlago: На этом очередной выпуск программы «Время культуры» подошел к концу. Напоминаем, что вы можете переслушать заново или прочитать расшифровку любой из наших программ на официальном сайте радиостанции по адресу: www.radioblago.ru. До встречи в эфире и лекционном зале!
